Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

Унсет словно готовилась к новому этапу жизни. «Когда и ты, и Тулла сможете справиться без меня», — писала она Андерсу, объясняя, что теперь все изменится [658] Brev til Anders, 17.1.1939, private kopier. . Она рассчитывала, что Андерс вернется домой в этом году, чтобы жениться на своей Гунвор. Возможно, в глубине души она и не рассчитывала, что ее мать переживет этот год. После удара ей понадобился уход. Престарелая Шарлотта Унсет все чаще не могла различить грань между явью и сном. Всю жизнь ее мучили жестокие кошмары, но сейчас она кричала так, будто оказалась в Дантовом Аду. Иногда только отец Ваннёвиль мог успокоить ее и немного облегчить ношу Сигне. Сторонние сиделки вызывали у матери только приступы ярости и крик.

Сигрид Унсет знала, что очень скоро ей удастся сбросить с себя весь этот груз ответственности. Наконец-то она освободится от всех домашних забот. Снова она вернулась к мысли о поездке в Америку. Она ощущала прямо-таки «чемоданное настроение».

В рамках расширяющегося сотрудничества писателей Скандинавии было решено проводить общие чтения. Шведская писательница Алиса Лютткенс, с которой Сигрид Унсет успела подружиться, загорелась этой идеей и вскоре после визита в Бьеркебек пригласила коллег к себе в Стокгольм на вечер норвежской литературы. Вместе с Унсет поехали Юхан Фалкбергет, Арнульф Эверланн, Херман Вильденвей и Туре Эрьясэтер.

кричал Арнульф Эверланн со сцены в переполненный Концертный зал.

В этих стихах Эверланн выразил отчаяние, которое испытывала и сама Унсет: в Норвегии наступило зловещее затишье. Конечно, не в Бьеркебеке и не в доме Эверланна, но в жизни большинства тех, кого Рабочая партия пыталась объединить под лозунгом «Весь народ — на работу». Но как же это случилось, почему никто не забил тревогу, ведь беда вплотную приблизилась к порогу? Возможно, потому, что всем казалось — их минует чаша сия, к ним это не имеет никакого отношения. А судьбы евреев или гонимых писателей — это частные случаи.

Несмотря на раздражавшую писательницу всеобщую апатию, характерную и для Швеции, и для Дании, Сигрид Унсет забавляло внимание шведских журналистов. И на сей раз она запасла для них пару колкостей:

— Я всегда плохо думала о мужчинах!

Вокруг все умолкли.

— Да, потому что они всегда находились в подчинении, за ними всегда кто-то приглядывал, так мне кажется. Женским вопросом озадачены лишь единицы, но среднестатистический мужчина, как я вижу, самое беззащитное из всех домашних животных… [659] 18.2.1939. Egne utklipp, uten avistittel, NBO, MS. fol. 4235.

К этому моменту вышла статья: «Сигрид Унсет пишет детектив? Откровенные признания для стокгольмской газеты» [660] Gjengitt i Aftenposten, 17.2.1939. . Автор статьи никак не мог поверить, что Сигрид Унсет решила обратиться к криминальному жанру: «Честно говоря, невероятно! Сигрид Унсет и гангстеры! Сигрид Унсет и детектив!» Но ведь Сигрид Унсет никогда не говорила заранее о своих творческих планах, так что она, вероятно, просто «улыбнулась хитрой загадочной улыбкой». Однако эти слухи о детективах циркулировали и по многим норвежским газетам; кстати, авторы статей даже позволили себе пофантазировать, каким будет сюжет: труп будет найден в горах, и любопытно, не пасынок ли с хутора будет убийцей. Всего будет семь глав.

А на самом деле писательница в одной из шведских газет просто положительно отозвалась о жанре детектива:

— Детективы — прекрасный отдых, если они хороши, — считает Сигрид Унсет. — И не должно быть очень много пальбы, один-два выстрела я могу вытерпеть, но они не должны сливаться в непрерывную канонаду [661] Gjengitt i Aftenposten, 17.2.1939. .

Однако настоящий сюрприз ждал читателей и журналистов очень скоро, через неделю-другую. 27 февраля 1939 года в «Литературном журнале Бонниера» была опубликована первая глава из романа о жизни XVIII века под заголовком «Мадам Дортея» за подписью Сигрид Унсет. Но, как обычно, писательница не озвучивала свои планы и предоставила журналистам размышлять, будет ли это началом новой романной эпопеи. Она продолжила свой лекционный тур, и всюду ее ждали переполненные аудитории — и в Гётеборге, и в Боросе. Ее забавляло, что удалось направить стокгольмских журналистов по ложному следу.

Несмотря на вечную суматоху и суету, которую сулила должность главы Союза писателей, Унсет согласилась на переизбрание, которое прошло единогласно: «Конечно, я слишком устала для того, чтобы продолжать трудиться на этом изнурительном поприще. И все же мне придется согласиться снова занять пост председателя Союза норвежских писателей, раз уж меня переизбрали. Нельзя отрицать тот факт, что я использую весь свой авторитет на благо Союза», — писала она Андерсу накануне выборов [662] Brev til Anders, 30.12.1938, private kopier. .

Ее воодушевляла идея объединения и сотрудничества скандинавских писателей. Уже в марте Сигрид Унсет настояла на том, чтобы шведские писатели нанесли в Норвегию ответный визит. Карин Бойе, Юханнес Эдфельд, Ивар Лу-Юханссон, Бертиль Мальмберг и Вильхельм Муберг выступили с докладами в актовом зале университета. Сама Сигрид Унсет выступила с приветственной речью под девизом «Культурное наследие в опасности». Ее доклад прозвучал так же откровенно и с таким же эмоциональным накалом, как стихи, которые Эверланн читал в Стокгольме. Она подчеркнула, что сейчас больше, чем когда-либо, всем северным странам важно объединиться и держаться вместе, только так можно противостоять варварству и тирании — «единым скандинавским гуманитарным фронтом».

Объединение «Скандинавия» организовывало по всей стране встречи со шведскими писателями. Карин Бойе встречалась с читателями в Лиллехаммере. Сигрид Унсет давно была заочно знакома с ее творчеством, а теперь познакомилась и с самим автором. Карин Бойе произвела сильнейшее впечатление на хозяйку Бьеркебека.

К Сигрид Унсет постоянно обращались с просьбами и мольбами о помощи. «Я получаю письма почти каждый день — от беженцев и от тех несчастных, кто оказался в оккупированных странах. И как им объяснить, что мое слово — не закон в моей стране, что я не могу получить для них разрешения на въезд. Я просто в отчаянии» [663] Brev til Anders, 29.3.1939, private kopier. . Она, конечно, тяготилась тем, что ее возможности столь ограниченны.

Хотя Унсет устала, а зима казалась бесконечно длинной, ее постоянно мучило ощущение того, что она сделала не все, что могла. Иногда она позволяла себе пожаловаться старшему сыну: «Стареть больно, <���…> но я бесконечно счастлива, потому что врачи говорят, у меня нет причин для опасений, я проживу еще очень-очень долго и стану намного старше, чем сейчас» [664] Brev til Anders, 29.3.1939, private kopier. . Хотя сама она не слишком-то верила в то, что проживет очень долго. Моссе ушла, скоро и она последует за ней. А Андерсу, кстати говоря, следует почаще вспоминать о своем отце, считала она.