Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

Позже, осенью того же года, умер собрат по перу, которого она ценила выше всех: Улав Дун. Они дебютировали почти одновременно, в один год. И на протяжении многих лет она не уставала повторять, что он достойный претендент на Нобелевскую премию. Всякий раз, как они с матерью беседовали о литературе, она называла его величайшим писателем Норвегии.

— Ты не можешь говорить так, Сигрид, пока жив Гамсун! — возражала ее больная мать.

— Вот именно что могу, — парировала дочь.

Сигрид Унсет нисколько не сомневалась, что Улаву Дуну давно следовало бы присудить Нобелевскую премию по литературе. Дун был очень популярен в Германии, но занял достойную уважения позицию — по отношению и к нацизму, и к делу Осецкого. Возможно, Дуну даже в каком-то смысле повезло — ему не довелось пережить времена, когда все, что он любил и перед чем благоговел, было «осквернено и разлетелось вдребезги от ударов кнута, свист которого снова разносится над миром». Таков был пафос ее речи на церемонии прощания с «певцом Трёнделага».

— Как горько сознавать, что он умолк, что он — такой великий гений, оставил нас, несчастных сирот, на этой земле. В наши жестокие времена его творчество призывало к милосердию и сочувствию, утешало сердца человеческие…

Потом она опустила на гроб венок с надписью «Величайшему писателю Норвегии».

В этом году Сигрид Унсет ждала еще одна утрата. Регина Нурманн тоже покинула ее: «В своем искусстве она воплотила весь Нурланн — северян, уединенно живущих в бедных рыбацких поселках и в больших усадьбах у моря, приморских и горных саамов. Она радушно принимала их у себя — и живых, и мертвых: отцов, похороненных на кладбище и сгинувших в море, драугов, троллей, привидений, ангелов и святых, Петтера Дасса и Мейска {94} 94 Мейск — тролль из северонорвежского топонимического предания, рассказывающего о происхождении огромной каменной глыбы, лежащей недалеко от церкви в Кортвике (Нурланн). Тролль Мейск бросил камень в церковь, рассердившись на то, что священник принудил его вернуться обратно в гору. , животных, обитавших на суше и в море, березу с зеленого склона, дикий горошек, растущий на песчаном склоне».

Регина жила на улице Стенсгатен, и Сигрид Унсет, навещая свою гостеприимную подругу, всегда с удовольствием прогуливалась по улице своего детства.

«Она щедро делилась с нами дружелюбием, остроумием и добрым юмором. Сидя за ее столом, вкушая пищу из ее рук и вино из ее кубка, мы согревались, и радовались, и понимали, что она сполна испытала, насколько опасно человеку обитать там, где не хватает доброты и радости» [675] Undset 2006: Essays og artikler, bind 3, s. 812. .

Все лето Унсет провела за чтением рукописи и корректур «Мадам Дортеи». «Да, я снова принялась за роман, который начала несколько лет назад, — делилась она с Кнопфом. — Но многое отвлекало меня, например поездка в Швецию». Впрочем, это даже пошло на пользу — готовясь к лекциям, она перечитала многое из того, что написала со времен поездки в Северную Норвегию, и первые черновики семейного романа о жизни XVIII века: «Однажды я не знала, что бы такое почитать. И тогда я вытащила старые рукописи, перечитала их и начала переписывать. И внезапно я почувствовала, что начала писать новую книгу» [676] Brev til Knopf, 17.3.1939, Harry Ransom Center. . Она признавалась, что надеется завершить роман до Рождества. Конечно, смерть Моссе и матери потребовала от нее колоссальных эмоциональных затрат. К тому же она очень переживала за судьбы Европы: «Будущее кажется все более и более угрожающим» [677] Brev til Knopf, 17.3.1939, Harry Ransom Center. .

К осени главы романа уже приобрели вполне конкретную форму. Основой книги должны были стать биографии ее предков, «но персонажи романа вели себя по-своему, а вовсе не так, как их прототипы» [678] Ørjasaeter 1993, s. 301. .

Все началось с того, что ее старая тетя Сигне рассказала о своем отце и прадеде, портрет которого висел в раме под стеклом в старой усадьбе в Калуннборге. Портреты Вильгельма Адольфа Ворсё и Леопольдины Шарлотты Ворсё маленькая Сигрид использовала в качестве моделей для фигурок своего кукольного театра, а теперь они стали прототипами героев ее нового романа. Вильгельм Адольф вырос в Норвегии, его отец был управляющим на чугунолитейном заводе неподалеку от Ларвика. А сам он стал приходским священником в Ютландии — этот приход в районе Виборга она посетила во время одной из своих поездок в Данию более пятнадцати лет назад.

Унсет пыталась восстановить историю жизни нурланнских родственников и во время поездки в Шотландию. А роман она начала с описания детства своего прадеда близ Ларвика. Затем пути персонажей разошлись. Сейчас ей казалось, что она вернулась в старые добрые времена. Она часто избегала встреч с кем бы то ни было, никому не дозволялось отвлекать ее от работы.

В издательстве с нетерпением ждали окончания работы над рукописью. Вильям Нюгор с огромным энтузиазмом прочитал рукопись и заявил, что со времен трилогии о Кристин «Мадам Дортея» — самая гениальная книга Унсет. Главный редактор издательства Бюгге взялся за редактуру — ему предстоял нелегкий труд, поскольку он так и не осмелился потревожить небожительницу. Он обратился за помощью к адвокату Му, предварительно составив список своих замечаний, суть которых в основном сводилась к правописанию. В романе не использовалась ни норма 1917 года, ни более поздние правила. В ответ ему было сказано, что писательница намеренно «употребляла некоторые датские слова и выражения, чтобы сохранить колорит эпохи» [679] Skille 2003, s. 231. .

— Вообще-то я намеревалась написать роман из истории нашей семьи, — объясняла она своим датским родственникам, — но когда я начала писать, все изменилось, без изменения остались разве что пара имен.

Пожилая тетушка Сигне Доротея Ворсё обладала исключительным талантом рассказывать сказки и истории, и память о ней Сигрид Унсет увековечила в романе «Мадам Дортея».

Газеты писали, что «роман — начало огромной эпопеи». Почему-то они не сомневались, что книгой «Мадам Дортея» Сигрид Унсет открыла новый цикл исторических романов. Вдова управляющего стекольным заводом неподалеку от Гаусдала, по имени которой названа книга, после смерти мужа вынуждена уехать и начать новую жизнь. И книга, конечно же, будет иметь продолжение, поскольку действие романа заканчивается накануне аукциона, на котором будет решена судьба имения.

В целом книгу приняли очень хорошо. Хотя и на сей раз не обошлось без обычных упреков по поводу стиля Сигрид Унсет. Кое-кому показалось, что действие романа чересчур затянуто и местами автор грешит канцеляризмами. Конечно же, и в этом романе писательница не изменила своим католическим воззрениям. Герой романа, немецкий стеклодув Шарлах, — католик, опора семьи. И не исключено, что маленький Бертель в одном из следующих томов станет монахом или католическим священником. Эта тема волновала многих.