Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

Унсет благодарит Дею за присланные в подарок вышивки и вздыхает, что когда-то и она была неплохой рукодельницей, но теперь времени хватает только на вязание за чтением. В следующем письме Дея спрашивает, когда подруге пришла в голову идея написать историю о Кристин, дочери Лавранса. Сигрид не знает — «это случилось так давно». Притом она не работала над историческими источниками специально для книги — просто всегда любила средневековые тексты, «интересовалась историей права в Скандинавии и читала древние законы и средневековую теологию по той простой причине, что это мировоззрение и понимание общества были мне близки. Я вообще не верю в „развитие“ человечества на протяжении истории. В разное время люди видели мир по-разному, и средневековое мышление мне потому близко, что его законы созданы для людей, какие они есть, а религия — для людей, какими они должны быть » [356] Undset 1979, 7.12.1923. . На многие вопросы старинной подруги, которой в свое время доверялось все, Унсет, по всей видимости, вообще не желает отвечать, во всяком случае подробно. Так, она заявляет, что не собирается заниматься журналистикой и выступать с докладами, «разве только на это появятся особые причины», и что «помимо работы и дома» у нее нет других интересов. На вопрос о ее любимых писателях она не знает, что и ответить, — упоминает Сельму Лагерлёф и еще несколько фамилий, однако не забывает сказать о Святой Биргитте, чьи откровения в настоящий момент читает. Со временем именно их она назовет своими любимыми произведениями.

Почему Унсет так сдержанна со старой подругой? Может быть, потому что та ведет себя как журналистка, а не как подруга? И даже то, что Дея оказалась полезной союзницей в деле популяризации ее творчества в Швеции, не могло смягчить Сигрид Унсет: она не собиралась впускать в свою жизнь прессу. Неважно, что на этот раз в роли журналистки, задающей вопросы, выступила Дея Форсберг. Потому-то ничего не было сказано ни о взглядах Сигрид на искусство, ни об интересе к цветам, ни о усердных наблюдениях за птицами. Может быть, именно этот момент стал началом конца старой дружбы? Сигрид Унсет вновь умоляет не трогать ее частную жизнь: «Я не хочу, чтобы посторонние знали о моей жизни с детьми» [357] Undset 1979, 7.12.1923. .

Хотя Сигрид Унсет четко разделяла работу и частную жизнь, это не мешало ей оказывать активную помощь коллегам-писателям, как частным образом, так и при посредничестве Союза писателей, где она пользовалась заслуженной славой внимательного читателя книг своих собратьев по перу. Унсет присутствовала на каждом заседании Экспертного совета, нередко именно по ее предложению нуждающемуся коллеге выделяли стипендию или оказывали внимание каким-либо иным способом. По мере поступления прибыли от «Кристин, дочери Лавранса» Унсет начала переводить все больше денег в фонд помощи писателям, предупреждая отвечающего за распределение Арнульфа Эверланна, что хочет остаться анонимной. «Только это должно остаться строго между нами», — писала она, намекая, что, возможно, Хельге Крогу или, например, Кристоферу Уппдалу не помешает денежная помощь [358] Brev til Arnulf Øverland, NBO, 835. . Суммы, которые она переводила, в четыре раза превышали ее годовой заработок секретарши. К тому же Сигрид Унсет завязала близкое знакомство с самыми респектабельными рецензентами и время от времени просила их замолвить словечко за кого-нибудь из ее коллег. В Лиллехаммере она поближе познакомилась с Туре Эрьясэтером и просто влюбилась в его изящный нюнорск {50} 50 Нюнорск (ранее ландсмол) — одна из двух официальных письменных форм норвежского языка. . Когда одна из его книг не удостоилась внимания столичной прессы, Унсет обратилась с просьбой к своему другу профессору Поске написать рецензию. Книга Эрьясэтера, на ее взгляд, выгодно отличалась от прочих творений энтузиастов нюнорска, которым была свойственна одна фатальная ошибка: они «не могут отделить зерна от плевел и называют эту смесь превосходной» [359] Brev til Paasche, 8.2.1923, NBO, 348. . Поске было отказался, но Унсет продолжала настаивать и в конце концов добилась своего — рецензия появилась. В других случаях — как, например, с книгами Йосты аф Гейерстама — она писала рецензии сама. Таким образом, Сигрид Унсет сознательно использовала свое влияние, чтобы привлечь внимание к некоторым малоизвестным писателям.

В том году стуртинг «по собственной инициативе отменил собственное решение», как это формулировалось в госбюджете, и принял постановление, которое она могла записать на счет личных побед. Постановление о выплате постоянных пособий писателям. Толчком к этому послужила ее перепалка с Хамбру. Теперь ее коллегам были обеспечены равные условия труда. Среди тех, кому выделили пособия, оказались и старый друг Унсет Нильс Коллетт Фогт, и Гуннар Хейберг, человек, которому она была обязана выходом в свет своей первой книги. Таким образом, на двух фронтах она одержала победу. Однако на третьем вынуждена была признать поражение — от надежды на то, чтобы хоть каким-то образом организовать совместную жизнь с Андерсом Кастусом Сварстадом, пришлось отказаться.

Тот образ, который Сигрид Унсет хотела показать миру, лучше всего иллюстрирует фраза из автобиографической справки, составленной ею для справочника «Писатели XX века»: «Я писала книги, вела хозяйство и растила детей» [360] Krane 1970, s. 20. . В этом контексте было бы, конечно, неинтересно упоминать о заслугах каких-то там фрёкен Сульхейм и фрёкен Андерсен, садовника, плотника или шофера. Однако она не скрывает своих семейных трудностей: «Я вышла замуж за норвежского художника, у которого было трое детей от первого брака, а со временем у нас появилось еще трое. На заработок художника в Норвегии едва ли можно содержать семью из восьми человек, тем более что двое детей, мой пасынок и моя дочь, оказались душевнобольными» [361] Krane 1970, s. 20. . Эти слова не могли не задеть Сварстада. Особенно в свете ее теперешнего экономического процветания, строительства и новых приобретений. Какого он был мнения о деятельной натуре своей жены, не дававшей ей покоя, пока она не построит красивый просторный дом? Возможно, он презирал это как высшее проявление буржуазности? В свое время их сблизили общие эстетические идеалы, оба высоко ценили классическое искусство и отвергали модернизм с его разрушением формы и цвета. Но тот величественный творческий проект, что Сигрид теперь взялась воплощать в Бьеркебеке, был плодом устремлений совсем другого толка. Здесь оказалась замешанной не только воля к созданию произведений искусства, но и желание придать форму жизни других людей. Возможно, Сварстад недоуменно размышлял, какое место во всем этом Сигрид отводила ему, и удивлялся скорости, с какой она умудрялась воплощать свои желания в действительность. Как будто одной репутации блестящего творца литературных миров было мало — в рекордные сроки она продемонстрировала столь же блестящие способности в области обустройства и управления миром реальным.