Фёдор Шаляпин - «Я был отчаянно провинциален…» (сборник)

Перед возвращением в Россию я подписал контракт, который обязывал меня в 1915 году петь в Америке. Начавшаяся война сорвала этот план, так что, вернувшись на родину, я по велению судьбы принужден был безвыездно оставаться там в течение семи лет.

В первые дни войны мое сердце разрывалось от боли, когда я узнавал о том, что делается на фронте. Война нужна вождям, а не простому люду. Я всегда был за простых людей, независимо от их национальности или религии, и вот теперь простые люди снова гибли, перемалываемые кровавой мясорубкой.

Чем я мог им помочь? Увы, совсем немногим: ободрять и утешать своим пением тех, кто остался дома, пребывая в мучительном страхе за своих близких на фронте, и помогать собирать средства на лечение раненых, которыми вскоре оказались забиты наши госпитали.

С великодушной помощью приятелей-врачей мне удалось открыть два небольших лазарета на семьдесят коек. [101] Лазареты, содержавшиеся Шаляпиным на свои средства в Москве (во флигеле дома на Новинском бульваре) и в Петрограде, предназначались только для «нижних чинов». Обоими лазаретами заведовали доктора — приятели Шаляпина. Сам певец нередко посещал лазареты, беседовал с ранеными, пел для них. Но семьдесят несчастных, занявших эти койки, были всего лишь каплей в океане неисчислимых жертв, число которых росло по мере того, как продолжалась кровавая бойня.

В эту военную зиму я прочел в газетах о страшных атаках, которым подвергся польский город Варшава, и немедленно выехал туда, чтобы дать концерт в пользу польских мучеников. [102] Концерт Шаляпина в Варшавской филармонии состоялся 29 октября 1914 г. (по нов. ст.). Польские зрители и пресса высоко оценили не только искусство певца, но и его гражданское чувство, отзывчивость к беде, постигшей родственный народ. Когда я туда приехал, меня спросили, не хочу ли я побывать на передовой. Я ответил согласием, и меня привезли к Саконтянскому лесу, где было самое страшное наступление немцев. То, что я увидел, глубоко потрясло меня, столкнув лицом к лицу с ужасами войны. Кругом были следы разрушения: деревья, вывернутые с корнями или поврежденные снарядами, — несчастная природа, изуродованная недобрыми человеческими страстями. Но самое печальное зрелище представляли ряды свежих могил, вырытых наспех и отмеченных иногда только грубо сколоченными деревянными крестами. На некоторых крестах висели солдатские шапки убитых, погребенных под ними.

Бродя среди этих скорбных могил, я заметил какой-то маленький предмет, лежавший на земле около одной из них. Я наклонился и поднял его: это была истрепанная и перепачканная кровью солдатская книжка. Раскрыв ее, я прочел: «За отлично-усердную службу». Глядя на это поле смерти, я думал о том, что эту похвалу можно отнести ко многим из тех, кто отдал здесь свою жизнь.

Во время войны нам, простым гражданам, казалось, что связь между Россией и Францией, как и между остальными странами, перерезана линией фронта. С каким же радостным удивлением я прочел однажды в газетах, что в Петроград прибыл гость из Франции! Это был французский социалист Томб, приехавший вместе с Вивиани, чтобы выступить на каком-то политическом митинге. Хотя сам я никогда не примыкал ни к какой политической партии, мне было радостно видеть представителей французской нации на моей родине. В честь гостей был устроен банкет во французском ресторане «Контан», одном из самых шикарных в городе. Перед ними поставили лучшие блюда и вина, какие только можно было достать в ту пору. На банкете присутствовало человек двести. Было произнесено много речей. Когда Вивиани — высокоодаренный оратор — кончил свою речь, я, возбужденный его красноречием, немедленно вышел на сцену и запел «Марсельезу» под аккомпанемент моего доброго друга Глазунова. [103] Шаляпину, исполнявшему «Марсельезу» Руже де Лилля на встрече с французскими политическими деятелями в ресторане «Контан», аккомпанировали на двух роялях А. К. Глазунов и А. И. Зилоти. Захваченные французским национальным гимном, все присутствовавшие стали с воодушевлением подпевать мне, и банкетный зал буквально задрожал от мощного звука. Я почти рыдал — так велико было мое волнение, вызванное тем, что происходило… Мысли о милой моему сердцу Франции растрогали меня необычайно. Да, я люблю Францию, люблю французский народ: ведь эта дорогая мне страна вот уже двадцать пять лет оказывает мне любезное гостеприимство. Мое сердце наполняется гордостью и благодарностью, когда я думаю об одной из тысяч других любезностей, проявленных этой страной по отношению ко мне: вскоре после этого банкета мне вручили Золотой Крест кавалера ордена Почетного легиона. Во время революции этот крест был среди самых дорогих мне сокровищ, которые я старался сохранить во что бы то ни стало. Крайняя нужда заставила меня продать все золотые вещи, которые у меня были, чтобы покупать муку, сахар и другие товары первой необходимости. Ради этого я пожертвовал всеми золотыми украшениями и подарками, но крест этот сохранил, и он по сей день у меня!

Далеко за полночь, когда все речи были произнесены и поющие голоса затихли, все стали расходиться по домам. Кто-то предложил подвезти меня в своем экипаже, но я отказался, предпочтя идти домой пешком. На улице ледяной ветер принял меня в свои цепкие объятия. Под ногами звонко хрустел снег, сверкавший в голубоватом отсвете предутренней зари. С каждым моим шагом он все настойчивее нашептывал мне: «Усердная, усердная, усердная… служба». Я вспоминал Варшаву. Я вспоминал Саконтянский лес, истрепанную и забрызганную кровью солдатскую книжку. И все события того вечера растворились в густом тумане, сквозь который проступили очертания свежих могил с деревянными крестами, увенчанными солдатскими шапками! «За отлично-усердную службу!»

Тяжело вздохнув, я вошел в свой дом.

Весной 1915 года я устроил спектакль для рабочих в Петроградском народном доме. [104] В апреле 1915 г. Шаляпин решает осуществить свое давнее желание: спеть для петроградских рабочих бесплатный спектакль «Борис Годунов» в Народном доме. В связи с этим он принял 15 апреля группу рабочих, которые взяли на себя ответственность за установление порядка в зрительном зале и обязались способствовать распространению билетов на крупнейших предприятиях Петрограда. В результате препирательств с властями, боявшимися беспорядков, певец единолично принял решение о проведении спектакля в намеченный день и был счастлив, что четырехтысячная аудитория рабочих устроила ему подлинно триумфальную встречу. На этом представлении, состоявшемся 19 апреля, присутствовали А. М. Горький, В. В. Маяковский, писатель А. Серебров (А. Н. Тихонов) и другие друзья Шаляпина. Мне хотелось добавить немного краски радости в тяжелую жизнь трудящихся масс в эту трудную годину, когда события приносили людям столько горя.