Игорь Русый - Время надежд (Книга 1)

С непринужденностью, будто они давно знакомые, Фроська повела его в хату.

- Вы уж не обессудьте, - сказала она, торопливо прибирая висевшие на стульях женскую ночную рубашку и лифчик. - Домой-то лишь спать хожу. Теперь и повечеряем. За день оголодали, верно?

- Да нет, - улыбнулся Андрей. - Мне сухой паек выдали.

- На сухомятке разве сыт будешь? Антип-то Драный, поди, целый час мытарил разговорами, как бомбой отбил танк. Он всем хвастает, да каждый раз иначе - Неправда, значит?

- Да было... Мне и батя сказывал. Только Антипу никто не верит уже. Шалопутным его завсегда считали.

Андрей сбросил вещевой мешок, повесил на гвоздь у двери шинель и уселся на широкую лавку, думая о том, почему все же не ответила за эти недели мать, хотя послал ей из госпиталя несколько писем, и почему не сообщила ничего о себе Ольга. Когда вырвались из окружения, его направили в армейский госпиталь, а Ольгу, так и не приходившую в сознание, увезли дальше, он только сумел положить ей в карман записку с адресом матери. В госпитале Андрея навестил однажды Лютиков. Он рассказывал, что из окруженцев формируются новые дивизии, что встретил капитана Самсонова, который прорвался с батальоном и теперь назначен командиром полка.

Фроська скрылась за печью и, шурша какими-то тряпками, говорила оттуда:

- В станице лишь бабы да калеки остались. Бригадиром вот меня сделали. Пахать надо и озимь сеять без тракторов. И теперь еще коров эвакуированных пригнали. Откормить же их надо. А корма неубранные.

Тоже сами косим.

Она вышла уже в другой юбке, цветастой кофте и туфлях на высоких каблуках.

- Ну вот, хоть буду на себя похожа. Целый день в сапогах да рукавицах. Забыла, что и женщина.

Андрей смотрел на ее огрубелые, в мозолях и ссадинах, а выше запястий нежно-белые руки, которыми она ловко застелила скатерть и расставляла миски с огурцами, холодной телятиной.

- А муж на фронте? - спросил он.

- Муж объелся груш, - засмеялась Фроська. - Прогнала его, да и все...

- Не любили?

- Будто есть она, эта любовь? - глянув на него как-то особенно пристально, вздохнула Фроська. - Говорят про нее только. И всякий раз иначе, как дед АНТИП о своем танке... Выпьете настоечки с устатка?

- Выпью, - решительно сказал Андрей. - Отчего же думаете, что нет?

- Любви-то? Знаю по мужу. Ведь ухаживал и чего только не обещал! Каждую ночь все мои родинки обещал целовать. А у меня их тыщи. Будто счастливой родилась. Да счастье в пригоршню не заберешь. Оно и меж пальцев стечет. Интереса же вам тут никакого.

Лучше подвигайтесь к столу.

- Нет, интересно, - сказал Андрей.

- Будто уж? - игриво повела бровью Фроська. - Чего тут... Ну, поженились мы. Он шофером был, в город часто ездил. И посля вызнала, что у него там ребеночек нашелся. Вот и прогнала, чтоб дите без отца не мыкалось. У меня-то не было.

Андрея удивило, как просто и без обиды говорила она.

- Вам налить анисовой или перцовой?

- Безразлично, - улыбнулся он.

В сенях что-то громыхнуло, и, открыв дверь, появился Антип.

- Вы чего? - спросила Фроська.

- Дак оно это... по случаю, - топчась у порога, заговорил он. - Узнать, как оно.

- Ладно, ладно, - улыбнулась Фроська. - Вы едалека не заезжайте. Садитесь-ка. По этому случаю.

Дед торопливо стянул фуражку и боком уселся к столу.

- Мы вот про любовь гутарим.

- А-а... это дело, - вздохнул дед. - Перцовая-то из самогона, что у Макарихи брала?

- Угадали, - смеялась Фроська, наливая ему перцовки. - Вы, дедушка Антип, за версту, поди, чуете?

- Ешь тя клоп, - оживился старик. - Перепробовал всякую. А Макариха в этом деле стратег. Вот когда шибанул англицкий танк...

- Выпьем сперва. Гость-то устал с дороги, - перебила Фроська, глядя на Андрея.

- Меня Андреем Николаевичем зовут, - сказал он.

- А я все попытать хотела, да стеснение брало. Ну и со знакомством.

Дед Антип взял рюмку, и лицо его сразу обрело торжественность.

- Чтоб с войны повертались. Дюже оно... это... Ну, чтоб!

- Уж повертайтесь! - вздохнула Фроська, глядя на Андрея с какой-то затаенной тревогой, изогнув брови.

Андрей выпил, едва не задохнувшись от крепости перцовки. А молодая хозяйка опять с тревогой поглядела на него.

- Ну и присуха ты, Фроська, - засмеялся Антип, ладонью вытирая губы. Война ж, она это... Когда я англицкую танку шибанул, до этого осьмнадцать станичников из нее побили.

- А ране сказывали - двоих.

- Клади в ухо, что ныне говорю, - притопнул валенком дед. - Ползет, значит, вроде огромадной лягушки. И косит пулеметами. А чем взять ее?

Он взял налитую опять Фроськой рюмку и опрокинул в мохнатый рот.

- Как тут не заробеешь? А все молодняк ишо не обгулянный. И отец, Фроська, твой пребывал в его годах, - кивнул на Андрея дед. - Храбер, а тоже оробел.

- Так уж? - возразила Фроська.

- Откель тебе знать? Тебя и в мечтах ишо не производили. А я всех старше был. Жмутся, что сосунки ко мне. Вот и говорю: "Помирать, значит, мне легше, спробую-ка ее бомбой".

В окно тихонько застучали.

- Фрось, а на улицу выйдешь? - спросил девичий голос.

- Обойдетесь! - крикнула Фроська.

- Фрось, ты нам хоть деда Антипа вышли. Хоть про танк расскажет.

- Брысь, озорницы! - махнул рукой Антип. - Вот схожу из плетня лозину достану!

- А Никитична по хатам бегает, у солдаток вас ищет, - засмеялись там.

Дед беспокойно заерзал и оглянулся на дверь.

- Оно это... темнеет вроде. И жена ведь не танк, под нее бомбу не кинешь. Она враз скалку берет. Вот, будь ты неладная!

- Для храбрости еще одну, - наливая ему перцовки, усмехнулась Фроська.

- - Это какой храбрости? - запетушился дед. - У меня ее, храбрости-то, на цельный полк. Я ж не для храбрости выпиваю, а лечусь. Разную хворобу сгоняю.

- А чего ж Никитична скалку приспособила?

- Бабе энтого понятия не дано, - обрезал дед.

- Уж ли? - сощурила глаза Фроська. - Я помню, как вы куролесили по станице, когда чуть помоложе были. А Никитична слезами заливалась. Теперь она я берет свое.

- Нет у бабы главного понятия, - сказал дед. - Ить какая вредность? Ей токо б над мужиком верх забрать.

Оно и говорится: жена не бьет, а под свой нрав упрямством берет. А у мужика своя гордость. По той причине и куролесит. Оно это... клади в ухо, что говорю. Надо как жить? Дома-то уж власть бабья. А на людях не моги ее показывать. На людях власть мужику дай, почет ему оказывай. Тогда и лад будет. Оно и конь, если долго занузданный ходит, потом рвется на волю. А у тебя, Фроська, характер больно самостоятельный... Засиделся-то с вами.

Он торопливо выпил перцовку и, натянув фуражку, приподнял к околышку согнутую ладонь:

- Здравия желаю!

Фроська встала и закрыла на крючок дверь.

- Свет запаливать я не буду. На что он?

- Как хотите, - сказал Андрей.

На улице приглушенные девичьи голоса выводили "страдания":