Игорь Русый - Время надежд (Книга 1)

- Две-три русские дивизии ничего не изменят. Превосходство сил у нас, заявил Гитлер. - Наступающий выигрывает и тем, что сам планирует удары, а обороняющийся лишь ждет, где нанесут удар. Вы, Бок, еще получите танковый корпус. А рейхсмаршал даст вам из Африки пять эскадрилий. Мне говорят, что у нас большие потери. Но вот цифры: убитых лишь около шестисот тысяч. А русские потеряли вместе с пленными более трех миллионов. Если они сформируют новые армии, то их нечем вооружить. Объявите солдатам, фельдмаршал, что эшелоны с красным гранитом для монумента победы уже здесь. Этот монумент поставим на развалинах Кремля. Я сам делал эскиз. Гранитные плиты отнумерованы и подогнаны. Так что, если взять сто тысяч русских, они поставят монумент за одну ночь.

Мир надо удивлять, чтобы властвовать. Когда смотрят на пирамиду Хеопса, никто не думает, сколько людей погибло там.

Фельдмаршал почтительно наклонил голову.

- Зная, что вы большой ценитель искусства, - сказал он, - я позволил себе устроить для вас маленький сюрприз. Рядом находятся захваченные в музеях трофеи.

- Есть интересные картины? - обрадованно спросил Гитлер.

- Я только солдат, - фельдмаршал опять наклонил голову, как бы подчеркивая этим, что не рискует соперничать в оценке искусства.

На другой половине блиндажа, вдоль стен из свежеоструганных досок были развешаны картины. Тускло золотились рамы, чернота рембрандтовского шедевра соседствовала с изумрудно-веселым прибоем, набегавшим на облитый солнцем берег, и мазней какого-то начинающего художника, изобразившего толстоногих крестьянок на сенокосе. Внимание адмирала привлекла старинная икона: невыразительное лицо и огромные глаза. Эти глаза, наполненные скорбью и бунтарством, казалось, смотрели из глубины веков. И некуда было деться от их всевидящей проницательности.

"Сильнее японской гравюры, - подумал Канарис.- И не пугает, а перед ней хочется стать на колени... Но что за глупая мысль - стать на колени перед обычной доской?"

Он все же наклонился, читая музейную табличку.

Понять удалось лишь то, что икона написана древним мастером с фамилией Рублев. Гитлер быстрым взглядом скользнул по иконе, отошел к эскизу, где были нарисованы порубленные мечами воины и кругом валялись щиты, стрелы.

- Вот пример упадочного искусства, - сказал он.- Это задняя сторона истории. Всякое расширение пространства для нации ведется только насилием и с риском. Такое искусство, как и большинство книг, надо уничтожить. Римская империя была могущественна и народ ее был счастлив до того времени, пока дерьмовое просвещение и упадочное искусство не проникло к широким массам.

Гитлер стал объяснять Боку, как устарела и не нужна народу та эстетика, где понятие красоты разделено е понятием силы. Он вспомнил затем, как и его не оценили сторонники догм искусства, как прогнали из Венской художественной академии, но теперь эти же профессора, осознав косность и заблуждения, называют себя учениками фюрера.

"Имея власть, - усмехнулся Канарис, - легко заставить поверить, что ты наделен и художественным вкусом, и достоинствами, которыми никогда не обладал..."

Разглядывая эскиз, Гитлер добавил громко и таким голосом, в котором адмирал почувствовал наигранное возбуждение:

- После войны я сразу буду просить народ отпустить меня со всех постов. Я уйду в частную жизнь, куплю маленький домик под Линцем и займусь наконец-то живописью.

II

Спустя два часа Канарис ехал к фронту. Запорошенные снегом леса тянулись по обе стороны дороги.

Машина адмирала, бронетранспортеры охраны словно неслись в холодную, укрытую зимним туманом бескрайнюю даль. Там, где лес подходил к шоссе, фанерные щиты предупреждали: "Achtung! Partisanen!"["Внимание! Партизаны!" (нем.)] Эсэсовские патрули с танками охраняли мосты. В одной наполовину сгоревшей деревне, за Вязьмой, адмирал увидел казненных. Шесть человек висело на перекладине. Среди них была женщина. Ветер раскачивал ее, и голые синие ноги точно шли по воздуху. Офицер разведки, сопровождающий адмирала, сказал, что партизаны тут захватили грузовик и много винтовок. Канарис уткнул подбородок в теплый воротник шинели.

Ему хотелось заново осмыслить все, подвести какой-то итог. "Наши войска оторваны от баз, - размышлял он. - Мы захватили территорию, а позади остается непокорный народ. И близится ужасная народная война, где нет фронта и бессильно любое военное искусство. Это как борьба со сказочным чудовищем: отрубишь голову - вырастут пять. Наших солдат будут убивать оружием, изготовленным германскими заводами. В тылу России не возникают беспорядки. Диверсии причиняют ущерб, но это словно укусы комаров медведю. Если у русской армии очень трудное положение, то наше станет еще труднее. Ошибка здесь не в планах, а в чем-то большем..." Мысленно адмирал представил систему государства. В грубой схеме она выглядела, как тяжелая, многослойная пирамида чиновничьих слоев. Эти люди, заполучившие привилегии, сотворили из Гитлера кумира, ибо народу для повиновения нужен кумир. Да и сам он тоже лишь частичка этой пирамиды власти. Значит, надо быстрее освободить место кумиру, способному договориться с Англией.

"И главная ошибка, - подумал он, - это, видимо, неизбежная ошибка, когда реальность подгоняется к теоретическим представлениям, а не теоретические представления к реальности".

- Это верные данные, Брюнинг, что противник не имеет крупных резервов? - спросил адмирал.

- Только формирования из рабочих, - ответил моложавый, стройный, как и фельдмаршал, но с ярким румянцем щек, подполковник. - Это необученные части.

Генералу Жукову пришлось бросить на фронт курсантов артиллерийских училищ.

- Жуков большой любитель контрударов, - заметил Канарис.

- И обходных маневров, господин адмирал.

- Да, да, - согласился адмирал. - Окружение японской армии у Халхин-Гола...

- Я позволю себе напомнить, что тогда у русских было значительное превосходство.

- И они еще обманули японскую разведку. Вы же находились там, Брюнинг, корреспондентом газеты, - сказал адмирал так, будто лишь теперь вспомнил. - Смотрите, чтобы не обманули здесь и нас.

- Мы контролируем железные дороги в их тылу, - улыбнулся Брюнинг. - Они гоняют пустые эшелоны и хотят создать видимость переброски крупных частей.

А на станции Раменское через день выгружается одна и та же артиллерийская бригада.

- Что вы думаете об этом? - спросил Канарис.

- У русских мало юмора. Такой видимостью Жуков пытается отсрочить наше наступление.

- Кто передает сведения?

- В-П... Лейтенант Штрекер.

- Представьте его к награде.

- Что-то случилось, господин адмирал, - второй офицер с погонами капитана, сидевший за рулем, беспокойно оглянулся.