Владимир Бондаренко - Лермонтов: Мистический гений

Его антагонист Николай Мартынов, уклонявшийся от сражений, напротив, восторгается карательными экспедициями:

Мартыновская поэма "Герзель-аул" написана явно в противовес лермонтовскому "Валерику". Есть в поэме и прямой шарж на Лермонтова:

Если у Лермонтова в "Валерике" мы читаем: "Простора нет воображенью", — его завистник, напротив, дает своему убогому воображенью простор. Пишет и часто не заканчивает своих произведений, потому что чувствует их убогость. Отсюда и ненависть к своему другу-сопернику. В той же "Горской песне" Мартынов сладостно мечтает:

Это опять же ответ на лермонтовское — "На свете места много всем" и одновременно переделанные слова Грушницкого, в роли которого чувствовал себя Николай Соломонович: "Нам на свете вдвоем места нет". Думаю, прочтение Мартыновым "Героя нашего времени" не доставило ему много радости. И дело не в том, что он якобы оскорбился за свою сестру, выведенную под именем княжны Мери. Сестра-то как раз радовалась, когда ее связывали с героиней лермонтовского романа. Мартынов увидел себя в образе Грушницкого и… убитым на дуэли. Мартынов решил всё переиначить в жизни. Не дать поэту дожить до всемирной славы. Он с большой обидой считал себя прототипом Грушницкого в "Герое нашего времени". К тому же Лермонтов находил ему обидные прозвища, называя его маркиз де Шулерхофф, Аристократ-мартышка, Вышеносов…

У Лермонтова есть два экспромта 1841 года, высмеивающих Мартынова — "Наш друг Мартыш не Соломон" и "Скинь бешмет свой, друг Мартыш", а у Мартынова — злая эпиграмма "Mon cher Michel". Если бы не это противостояние гения и пошляка, храбреца и труса, боевого офицера и отставного кривляки, вряд ли из-за какой-то шутки могла бы произойти дуэль. Михаил Лермонтов шутил:

Мол, сними ты всю свою горскую одежду, в которой ты выглядишь каким-то клоуном, ты — русский офицер, не горец, и это не твое. Надень свою русскую броню, возьми русское оружие. И тогда уж сторожи нас, как городовой.

Известный лермонтовед Эмма Герштейн пишет: "По мастерству, с которым в этом экспромте дано скрещиванье разных смыслов, можно с уверенностью сказать, что сочинил его действительно Лермонтов. Рядом с прямым приглашением сменить кавказский народный костюм на старинную русскую военную одежду (идея "Кавказца") здесь уживается намек на неважные боевые качества Мартынова — ему оставалось бы только нести полицейскую службу (хожалый), — и насмешка над его мнительным отношением к шуткам товарищей ("блюди нас")…"

Впрочем, и Мартынов старался, как мог, тоже прищемить Лермонтова. В 1963 году была найдена эпиграмма уже Николая Мартынова, обыгрывающая любовные похождения Лермонтова. Скорее всего, эпиграмма написана в 1841 году, в ней упоминаются сразу три знакомые Лермонтову женщины: Э. А. Клингенберг (по отчиму — Верзилина), Н, А. Реброва и Адель Оммер де Гелль:

Текст эпиграммы известен по рукописи, в начале которой находится "Рецепт. Как составлять жизненный эликсир", написанный значительно раньше и другой рукой. Рядом с текстом эпиграммы сохранилась надпись, сделанная, очевидно, самим Лермонтовым: "Подлец Мартышка".

Может быть, какие-то взаимные обидные эпиграммы до нас и не дошли.

Михаил Лермонтов был безразличен к условиям жизни, мог спать в любых условиях, питался вместе с солдатами, надевал то, что под руку попадало. Хотя ценил хорошее оружие, хороших лошадей, имел вкус к жизни и при случае мог пофорсить.

Николай Мартынов одевался вычурно и крикливо, вызывая своими пестрыми нарядами усмешку у окружающих и, естественно, становясь предметом для шуток Лермонтова. Как вспоминает А. И. Арнольди: "Шалуны товарищи показали мне тогда целую тетрадь карикатур на Мартынова, которые сообща начертали и раскрасили. Это была целая история в лицах вроде французских карикатур…" Конечно, обидно, когда видишь себя на карикатуре, изображенным в мундире с газырями и с огромным кинжалом, сидящим на ночном горшке. Конечно, остроты и карикатуры Лермонтова злили Мартынова, он имел право отвечать тем же, но… и на остроумный ответ таланта не хватало. Последняя подруга Лермонтова Е. Г. Быховец писала: "Этот Мартынов был глуп ужасно, все над ним смеялись; он ужасно самолюбив; карикатуры его беспрестанно прибавлялись; Лермонтов имел дурную привычку острить… Это было в одном частном доме. Выходя оттуда, Мартынка глупый вызвал Лермонтова. Но никто не знал. На другой день Лермонтов был у нас ничего, весел; он мне всегда говорил, что ему жизнь ужасно надоела, судьба его так гнала, государь его не любил, великий князь ненавидел, [они] не могли его видеть — и тут еще любовь: он был страстно влюблен в В. А. Бахметьеву; она ему была кузина…"

Если нельзя было встать вровень с Лермонтовым, тогда надо было его уничтожить. Поэтому Мартынов охотно пошел на поводу у людей, провоцирующих их дуэль.

С. Н. Филиппов в статье "Лермонтов на Кавказских водах", опубликованной в 1890 году в журнале "Русская мысль", описывает Мартынова, подтверждая острую наблюдательность насмешливого поэта: "Тогда у нас на водах он был первым франтом. Каждый день носил переменные черкески из самого дорогого сукна и все разных цветов: белая, черная, серая и к ним шелковые архалуки такие же или еще синие. Папаха самого лучшего каракуля, черная или белая. И всегда все это было разное, — сегодня не надевал того, что носил вчера. К такому костюму он привешивал на серебряном поясе длинный чеченский кинжал без всяких украшений, опускавшийся ниже колен, а рукава черкески засучивал выше локтя. Это настолько казалось оригинальным, что обращало на себя общее внимание: точно он готовился каждую минуту схватиться с кем-нибудь… Мартынов пользовался большим вниманием женского пола. Про Лермонтова я этого не скажу. Его скорее боялись, т. е. его острого языка, насмешек, каламбуров…"