Нильс Торсен - Меланхолия гения. Ларс фон Триер. Жизнь, фильмы, фобии

– Ларс всегда находит выход, и даже – после того, конечно, как хорошенько проклянет сложившиеся обстоятельства, – наслаждается теми ограничениями, которые возникают по ходу работы. И если даже ему приходится идти на компромисс, никто никогда не услышит от него сожалений по этому поводу впоследствии. Никакой горечи у него не остается, – говорит Вибеке Винделев.

Ну и наконец, есть еще режиссер Триер. Я спрашиваю Вибеке, в чем заключается особый таланта Ларса фон Триера, и она несколько секунд молчит – не потому, что не может сказать ничего хорошего, а наоборот, потому, что хочет сказать столько всего разного, что ей нужно время, чтобы собраться с мыслями.

– Ну, в каком-то смысле, во всем без исключения, – начинает она и потом, не останавливаясь, лавинообразно перечисляет все те качества, которых справедливо было бы ожидать от кинорежиссера. Почти все любят работать с Триером, потому что он действует на людей так вдохновляюще. Он умеет критиковать, не задевая самооценки собеседника, и если ты выдвигаешь десять предложений, каждое из которых Триер отвергает, он все равно делает это так, что ты чувствуешь, как будто с тобой посоветовались, говорит она.

– Он прекрасно умеет объяснять и рассказывать о своих намерениях, и, как только он убеждается в твоих способностях, он тут же начинает с большим доверием и интересам относиться ко всем твоим предложениям.

Его сценарии – это всегда событие, и не только потому, что в основе их лежит увлекательная история. В них всегда есть элементы провокации и впадения в крайности, хотя провокация никогда не является его конечной целью.

– Ларс, как мало кто другой, умеет придавать своим фильмам особое визуальное напряжение, независимо от того, кто был оператором. Кроме того, он очень оригинальный, несмотря на то, что ворует отовсюду и все, что может унести, но, во-первых, ворует из неисчерпаемого фонда, а во-вторых, комбинирует это по-своему, ни на кого не похожим образом.

Он «чертовски талантливый» маркетолог, что он продемонстрировал, например, на том симпозиуме в Париже, на котором подбрасывал в воздух бумажки с манифестом «Догмы», и, как говорит Винделев, «это единственное, что теперь помнят о том дне». И это мы еще даже не начинали говорить о том, что, по ее мнению, у него получается лучше всего: останавливать мгновения и не сомневаться в том, что у него наверняка получится рассказать именно ту историю, которую он задумал.

– Как бы там ни было, он наверняка сможет выжать из любой своей задумки что-то интересное, и благодаря этому люди вокруг него чувствуют себя защищенными. Его вера в собственную историю настолько велика, что включает в себя множество достоверных мелочей, в то время как некоторые другие режиссеры теряются при подборе цвета диванной обивки. Ларс же отлично умеет фокусироваться.

– Что он умеет как деятель искусства?

– Что прекрасно в фильмах Ларса – это что он транслирует картинки из состояния, в котором мы чаще всего узнаем ту или иную форму сна. Ты бодрствуешь, но при этом вдруг видишь сон наяву. Для этого ведь фильмы и создаются. Именно это отличает произведения искусства: ты создаешь нечто, способное вызвать у зрителя такие чувства, картины и ощущения, каких не смогла бы добиться обычная понятная драматургия.

Если «Королевство» своей удивительной смесью ужаса и смеха застала датчан врасплох, фильм «Рассекая волны» окончательно сорвал с них одеяло. Эти две работы подряд были, по словам кинокритика Кима Скотте, как двойка в боксе: удар в смеховые мышцы и сразу за ним перчатка в самое сердце, после чего все критики полегли, как костяшки домино. Восхищение фильмом было единогласным и, как пишет Петер Шепелерн в своей книге о фильмах Триера, фактически не имеет аналогов в истории датского кино. В течение года после премьеры «Рассекая волны» посмотрели триста тысяч датчан, потому что это был обязательный для просмотра фильм. Каждый хотел составить о нем свое мнение.

Сериал «Королевство» был выражением уюта и черного юмора, чертовски смешным и оригинальным, однако все герои и события в нем как будто были заключены в кавычки, даже сам режиссер, который изображал короля ужасов в смокинге Дрейера. В фильме «Рассекая волны» никаких кавычек не было, в этом мы все были почти уверены после премьеры. По словам Кима Скотте, это очень смелая и в высшей степени манипулирующая картина.

– Здесь он идет до конца. Я был просто сбит с ног этим фильмом, он меня потряс и запустил во мне целый ряд переживаний. Вдруг мне показали что-то абсолютно новое, и я купился, скорее всего, потому, что история была выдержана в очень жестких реалистичных рамках. Никаких припудриваний, никаких украшательств. Просто большой и смелый фильм, – говорит он, потом нерешительно замолкает и, наконец, улыбается: – Правда, в этих колоколах в конце я не то чтобы уверен.

Об этих колоколах и говорили в основном зрители, выйдя из кинотеатра. Церковные колокола разбудили работников буровой платформы ранним утром на корабле в открытом море, спустя несколько часов после того, как они бросили в волны гроб с телом Бесс. Божье признание того, что она помилована. Божье признание чистоты ее сердца, как бы эта чистота ни выражалась. И никаких тебе символических смыслов, открытых для прочтений. Нет, там действительно висели колокола, раскачивались и перезванивались в небе. Так-то вот!

– Это же шутка. То есть если Бесс считает то-то и то-то и попадает в такую-то ситуацию – и все поворачивается иначе, могут ли в воздухе висеть колокола? – задает Ларс фон Триер вопрос и тут же сам на него отвечает: – Возможно ! Но половина зрителей считала, что это идиотизм. Им нравилось все, что было в фильме до этого, но только не колокола, – смеется он. – Они бы даже смирились с тем, чтобы колокола было только слышно , но то, что их было видно , – это уже перебор.

Я рассказываю ему, что именно так и думал после просмотра, и вспоминаю, как сидел в кинотеатре, шмыгая носом, как вышел потом на улицу на ватных ногах и там, среди других таких же потерпевших, задумался, чувствовал ли сам режиссер то же самое, создавая эту историю, или он просто хотел ввести зрителей в это состояние.

– Сам ты этого не чувствуешь, когда снимаешь фильм. Ну разве что чуть-чуть. Но если фильм хорошо сделан, он становится в какой-то степени реальностью для зрителя, чем он никогда не станет для режиссера. Для меня это гораздо больше, чем просто фильм.

Однако на месте зрителя Триеру тоже довелось побывать, хоть и недолго. По крайней мере, Андерс Рефн, монтировавший фильм вместе с Триером, рассказывал мне, что первую часть он смонтировал самостоятельно и показал ее Триеру и Вибеке Винделев в офисе «Центропы».