Майкл Бар-Зохар - Бен Гурион

«Надо научиться сановным традициям и этикету. Даже если вас ведут на эшафот, сохраняйте вежливость и улыбку».

Речь действительно идет о смертной казни в красивых декорациях и пышной постановке. Председательствующий Макдональд спокойно поясняет, что Великобритания должна быть уверена в доброй воле арабов с тем, чтобы в случае войны сохранить свои базы и пути стратегически важных коммуникаций. Учитывая многочисленные притязания арабов, он умоляет евреев проявить себя «реалистами». Палестина не пустая страна и установить там еврейское государство невозможно. Арабы вправе требовать автономии. Иммиграцию следует ограничить, демографический «потолок» в пределах 35–40 % должен быть принят еврейским меньшинством, в крупных регионах страны продажа земель евреям должна быть запрещена. Макдональд и члены его делегации отвергают аргументы, выдвигаемые Вейцманом и Бен-Гурионом, которые ссылаются на моральные обязательства, вытекающие из декларации Бальфура.

Первое столкновение Бен-Гуриона с Макдональдом происходит после того, как англичане заявляют о своем намерении приостановить на несколько лет всякую иммиграцию. Он взрывается:

«Нам сказали, что продолжение иммиграции потребовало бы помощи британских штыков. Однако помешать иммиграции евреев в эту страну можно только силой английских штыков и британского военно-морского флота. И, разумеется, несмотря на еврейскую оппозицию, невозможно преобразовать Палестину в еврейское государство без постоянной помощи британских штыков!».

16 февраля во время официозной беседы с министром он выдвигает три возможных варианта: создание еврейского государства в рамках арабо-еврейской федерации, что, на его взгляд, является «идеальным решением»; разделение, предусмотренное планом Пиля; отложить переговоры на пять лет, в течение которых иммиграция будет возобновлена согласно разработанным обеими сторонами квотам. Ни один из вариантов Макдональда не устраивает.

Постепенно еврейские делегаты осознают, что англичане созвали эту конференцию не для того, чтобы найти решение кризисной ситуации, а для придания официального статуса уже принятой ими политики. 26 февраля Хаиму Вейцману приносят официальный конверт с печатью министерства колоний. В письме содержится проект новой «Белой книги», предусматривающий создание в Палестине арабского государства через пять лет, строжайшее ограничение еврейской иммиграции в течение этого срока с последующим ее прекращением. «Я не мог поверить своим глазам», — напишет Вейцман. Но впоследствии выяснится, что письмо попало к нему по ошибке и предназначалось арабской делегации!

Несколько дней спустя англичанам удается убедить арабскую делегацию встретиться с еврейской. Переговоры проходят вечером 7 марта в Сент-Джеймском дворце в присутствии узкого круга лиц (четверо англичан, четверо евреев, трое арабов). В зале царит непринужденная атмосфера, в камине потрескивают дрова, но сразу становится ясно, что беседа представителей трех разных политических лагерей похожа на «общение глухих». Каждая сторона спокойно и сдержанно излагает свои требования, не предпринимая ни малейших усилий для того, чтобы понять точку зрения собеседника. Главный выступающий с арабской стороны, египтянин Али Махер любезно обращается к Бен-Гуриону:

«Не думаете ли вы, что прежде всего следует восстановить мир на Святой Земле? Не торопитесь. Приостановите на время иммиграцию, мир установится, вы наладите дружеские отношения с арабами, а затем продолжите свои действия. Вы даже сможете набрать большинство. Только не спешите… Пусть сперва воцарится мир, даже если для этого вам придется замедлить процесс иммиграции, — разве мир не стоит этого?».

Бен-Гурион чувствует, что глаза всех присутствующих обращены на него и его товарищей. Он отдает должное духу мира, которым проникнуты слова Махера и подчеркивает, что за беспорядки, происходящие в Палестине, евреи ответственности не несут. На просьбу остановить процесс иммиграции, он отвечает притчей:

«Ваш призыв прервать нашу работу похож на обращение счастливой и благоустроенной многодетной семьи к одинокой женщине, которая после долгих лет бесплодия наконец собирается родить. В момент, когда она страдает от сильнейших родовых схваток, негодующая соседка кричит ей: «Не могли бы вы прекратить этот шум и дать нам спокойно поспать?». Роженица не может сдержать стонов. Можно убить либо младенца, либо мать, но невозможно надеяться, что после этого она не перестанет рожать».

Умиротворяющий тон Махера оказал свое действие на Вейцмана, самое слабое звено в цепи еврейской делегации:

«Я был счастлив слышать слова Али Махера. Впервые за двадцать лет я слышу от мусульманина слова дружбы и уважения. Продолжая переговоры в таком духе, мы смогли бы прийти к соглашению. Мы готовы к переговорам с палестинскими арабами… Эта страна может принять 50–60 тысяч человек в год. Если арабы нам скажут: «Давайте заложим основы соглашения, замедлите иммиграцию», мы придем к общему решению».

Выступление Вейцмана повергло Моше Шарета в полное уныние: «Мне показалось, что я вмиг поседел. Я почувствовал, как под нашими ногами разверзлась пропасть». Но Макдональд мгновенно среагировал на предложения Вейцмана, которые отступали от официальной сионистской линии. «Эта встреча не была напрасной. Мы нашли общий язык, и мне кажется, что для ограничения на некоторое время процесса иммиграции существует определенная почва». Бен-Гурион в расчет не принимался, однако он тут же вступает в игру:

«Я огорчен тем, что мне придется несколько нарушить вашу радость, но никакой «общей договоренности» я не вижу. Мы противимся замедлению процесса иммиграции. Доктор Вейцман говорил о взаимных уступках и каждый из нас готов к переговорам. Но не стоит забывать о принципе «ты — мне, я — тебе». О замедлении иммиграции не может быть и речи. Это одностороннее предположение».

Конечно, Вейцман понял свою оплошность и молчит. Макдональд предлагает продолжить дискуссию завтра, но Бен-Гурион не отступает: «А сможем ли мы впоследствии обсудить вопрос об ускорении иммиграции?

— Несомненно!

— Почему бы и нет?

— Потому что по этому поводу мы не придем к согласию.

— Ну что ж, — парирует Бен-Гурион, — тогда мы не придем к соглашению и по поводу ее замедления».

Англичане в бешенстве: Бен-Гурион скомпрометировал Вейцмана, противопоставив ему собственную непримиримость, запретив тем самым любую мысль о соглашении. Пока шли переговоры, Бен-Гурион оставался самым решительно настроенным членом еврейской делегации. Отношения между ним и Макдональдом стали еще более натянутыми, и Шарет выражает свое восхищение Бен-Гурионом такими словами: «Он спас положение, принеся в жертву самого себя».