М. Новоселов - Николай Эрнестович Бауман

«Татары» осмотрели озеро и хотели уже было двинуться дальше, к большому оврагу, где укрылись остатки «казаков». Но у одного из дозорных «татарского отряда» сломался лук. В поисках подходящего материала «татары» рассыпались по берегу озера. Между тем вода постепенно проникала в камышинку, и Коля чувствовал, что захлебывается… Из последних сил он все-таки попрежнему сидел, затаившись, в своем убежище. Поднявшиеся на поверхность озера пузыри привлекли к себе внимание «татар». Предводитель их сообразил, где скрывается «казак». Когда «татары» вплавь добрались до Коли и вытащили его на берег, мальчик совсем выбился из сил: еле живой, сидел он в кругу «татар». Но, отдышавшись, шопотом сказал:

— А все-таки… все-таки я не сдался!..

Незаметно шли годы детства.

Когда мальчик подрос, он увлекся верховой ездой. Лошадь отца вряд ли могла считаться резвой, Она добросовестно трусила в дрожках, возила Мину Карловну за провизией на базар, развозила отремонтированную мебель заказчикам. Но Коля, начитавшись Майн-Рида и Фенимора Купера, вообразил, что «всаднику без головы» необходимо носиться вихрем по волжским кручам на хорошем скакуне. Несколько поездок прошли благополучно, но затем последователь Майн-Рида пустил лошадь во весь опор, и она сбросила неопытного всадника. Коля сильно ушибся, но скрыл это от родителей. В другой раз катанье окончилось тем, что лошадь ударила мальчика в лицо. К счастью, удар был не слишком сильным, но все же рубец остался на лице Николая Эрнестовича на всю жизнь. Друзья его вспоминают, что этот знак детских проказ даже, пожалуй, шел к его энергичному, открытому лицу, почти всегда озаренному мягкой, слегка иронической улыбкой. Когда же наступала зима, Коля вновь оказывался на ближайшем к дому озере, но уже вооруженный парой самодельных деревянных коньков, искусно выточенных старым резчиком. Крепко сплетенные веревочки, продетые в отверстия «доморощенного ковра-самолета», прикрепляли коньки к валенкам, и Коля с увлечением описывал на гладком льду замысловатые восьмерки и двойные знаки вопроса.

Когда мать купила ему настоящие стальные коньки с круто загнутыми носками, восторгу юного любителя конькобежного спорта не было предела. Он долгими часами носился по блестящему ледяному полю и, не довольствуясь маленьким искусственным катком в черте города, убегал на приволжские озера и реку Казанку. Кроме катанья на коньках, зима приносила и другие удовольствия. Что может быть лучше стремительного спуска с горы на вертящейся ледянке! Любил Коля и лыжные прогулки, но в то время среди его сверстников-однолеток коньки явно преобладали над лыжным спортом. Лыжные вылазки были сравнительно редкими: раза два-три за всю зиму. Молодежь с большим удовольствием летала с гор на ледянках или взапуски носилась по озерам на коньках.

Незаметно наступило и время ученья. Отличавшийся большими способностями, Коля еще дома научился хорошо читать и писать. Без труда он поступил в первый класс второй Казанской гимназии.

Почти в каждом губернском городе того времени существовало такое различие: в первой гимназии учились «сливки общества», а во второй и третьей — сыновья тех, кто с большим трудом мог дать своим детям классическое, недешево стоящее воспитание. В Казани в то время было две гимназии. В первую, называвшуюся «императорской», принимали не всех, а с известным выбором: здесь обычно учились дети дворян, крупных землевладельцев, именитого купечества из числа признанных «отцов города» — фабрикантов, оптовых торговцев, судовладельцев и т. п. Остальные же слои населения — разночинцы, ремесленники, мелкие домовладельцы — предпочитали учить своих детей в более скромной второй гимназии, куда ученики приходили на занятия пешком или, в крайнем случае, в непогоду, приезжали на дешевом извозчике, а не подкатывали на тысячных рысаках с медвежьей полостью.

Эрнест Андреевич решил учить Колю именно в гимназии, так как хотел, чтобы хоть этот сын вышел «на широкую дорогу», — закончил гимназию и затем университет. Мина Карловна также всеми силами старалась «вывести в люди» своего непоседливого, любознательного Колю, хотя это и требовало весьма значительного напряжения всего бюджета семьи.

Эрнест Андреевич и Мина Карловна надеялись, что гимназия охладит увлечения их живого, нередко даже шаловливого Коли.

Однако жизнь показала иное: «Годы учебы проходили крайне бурно. В этом сказывались некоторые черты его характера. С самого раннего детства Николай Бауман проявлял самостоятельность, своенравие и большую сообразительность. Будучи по натуре резвым ребенком и не терпя над собой никакой опеки, он причинял немало беспокойств родителям. Николай слыл драчуном и шалуном, он являлся домой из гимназии даже с «фонарями»{ Н. Гусев , Н. Э. Бауман. Сборник «Жизнь замечательных людей в Казани», вып. I. Казань, 1941, стр. 67–68.}.

Одноклассник Коли Владимир Сущинский в своих воспоминаниях о Николае Эрнестовиче приводит немало ярких, живых эпизодов школьной жизни. Вторая гимназия находилась сравнительно близко от улицы, где жили Бауманы, — на Булаке — канаве, соединяющей озеро Кабан с рекой Казанкой. Коля Бауман и Володя Сущинский ежедневно вместе уходили в гимназию и вместе возвращались домой. «Классическая» система воспитания сильно стесняла молодых, сильных подростков. Директор гимназии чех Имшеник изо всех сил старался внушить своим питомцам «любовь к церкви, царю и отечеству». Сущинский вспоминает, что гимназия «славилась дисциплиной и была «классической», можно сказать, до чрезвычайности: греческий язык и латынь мы изучали свирепо». Но в переменах и после занятий гимназисты, стараясь размяться после утомительной зубрежки греческих глаголов, устраивали «Седанскую битву». Еще живы были впечатления недавней войны Франции с Германией в 1870 году, и молодежь с увлечением «окружала Париж», делала внезапные храбрые вылазки и т. п. Симпатии всех были на стороне побежденных французов. Битвы нередко происходили весьма внушительные: «Николай Бауман был мальчик здоровый, плотный, хорошо сложенный и развитой. Дрался он искусно и с подъемом»{Сборник «Товарищ Бауман», изд. 2. М., 1930, стр. 24.}. Сущинского звали «Сущий», и Коля частенько кричал: «Сущий, выручай!..»

Однажды, спасаясь от атаки, «побежденные» вместе с «победителями» налетели впопыхах на классного наставника Осипа Осиповича и даже помяли его… За это, конечно, «были расставлены по углам класса, простояли час и были задержаны на час в гимназии после уроков (оставлены без обеда)»{Сборник «Товарищ Бауман», изд.?. М., 1930, стр. 21.}.

Второй и третий классы — годы увлечения Коли и Сущинского играми в войну, в розыски индейцев. Сверстники по гимназии вспоминают, что у Коли попеременно брали верх то «войны», то рыбалки, го верховая езда, то коньки. А в пятом-шестом классах у юного Баумана появилось новое увлечение, такое же сильное, как раньше каток и верховая езда, — танцы. Мать, по воспоминаниям брата Эрнеста Эрнестовича, не успевала чистить замшевые перчатки, — покупать лайковые у юного Баумана не было, конечно, средств. Коля танцовал с увлечением и, по отзывам его сверстников, обладал несомненным талантом и в искусстве стремительного вальса в три па и в огневой мазурке.