Валерий Есипов - Шаламов

Характерно, что Г. Адамович, прочтя «Колымские рассказы» в «Новом журнале» Р. Гуля, счел необходимым обмолвиться о том, что они помещены там «без ведома автора», и при этом многозначительно заметил: «На мой взгляд, они страшнее и ужаснее, чем прогремевший на весь мир "Один день Ивана Денисовича", и появись эти короткие наброски не в эмигрантском, а в советском издании, они вызвали бы, вероятно, не меньше шума и толков» (РГАЛИ. Ф. 2596. Д. 179. Л. 1—4).

Гуль Р. Я унес Россию. Апология эмиграции. М., 2001. Т. 3. (Россия в Америке). С. 206.

Оригинал интервью находится в РГАЛИ (Ф. 2596. Оп. 2. Д. 189).

Возможно, речь идет о Е. Гинзбург, чей «Крутой маршрут» был опубликован в Италии (издательством «Мандадори») в 1967 году. О том, передала ли сама Е. Гинзбург право на это издание, и о расчетах за него сведений нет.

РГАЛИ. Ф. 2595. Оп. 2. Д. 146. Л. 1-2.

Дорман О. Подстрочник. Жизнь Лилианы Лунгиной, рассказанная ею в фильме О. Дормана. М., 2009. С. 271—272.

Головизнин М. К вопросу о происхождении первых зарубежных изданий «Колымских рассказов» В.Т. Шаламова // Шаламовский сборник. Вып. 4. М., 2011. С. 197—214. Автор этой статьи выдвигает версию о переговорах, якобы ведшихся лично Шаламовым с парижским издательством «Les Lettres Nouvelles» (левым, троцкистского толка, руководимым Морисом Надо), однако документальных подтверждений этой версии нет. Книга рассказов Шаламова этим издательством выпущена в 1969 году.

РГАЛИ. Ф. 2596. Оп. 3. Д. 370. Л. 35-39.

Солженицын А. С Варламом Шаламовым // Новый мир. 1999. № 4. С. 168. Неудивителен и последовавший почти синхронно отклик историка-эмигранта М. Геллера в польском журнале «Культура», выходившем в Париже: «…И вдруг Шаламов, проведший 20 лет в лагерях, не выдержал нового нажима и сломался, изменил самому себе» (цит. по: Геллер М. Российские заметки. 1969-1979. М., 2000. С. 145).

Шаламов В. О письме в «Литературную газету» // Шаламовский сборник. Вып. 1. Вологда, 1994. С. 104—105. Аналогичные мысли были высказаны Шаламовым в письме его старому знакомому, литературоведу Л.И. Тимофееву от 27 февраля 1972 года:

«Дорогой Леонид Иванович. Я благодарю еще раз за дружескую помощь. В письме в "Литературную газету", написанном по срочному и острому поводу, я говорил — чуть ли не впервые — собственным языком, не искаженным радиопомехами кружковщины, взаимовыручки "испорченного телефона" — и прочих орудий шантажа, а значит, преувеличенных мифов. Москва — это город слухов. Пигмея там выдают за Геркулеса, приписывают человеку чужие мысли, поступки, которых он не совершал.

Главный смысл моего письма в "Литературную газету" в том, что я не желаю сотрудничать с эмигрантами и зарубежными благодетелями ни за какие коврижки, не желаю искать зарубежной популярности, не желаю, чтобы иностранцы ставили мне баллы за поведение. Для писателя, особенно поэта, чья работа вся в языке, внутри языка, этот вопрос не может решаться иначе.

Я в жизни не говорил ни с одним иностранным корреспондентом и не имел приемника, чтоб собирать информацию Би-би-си и "Голоса Америки".

Я живу на свою маленькую пенсию абсолютно уединенно уже целых шесть лет. Не вижусь ни с кем, нигде не бываю, и у меня не бывает никто.

Слухи не утихают, а, наоборот, разгораются…»

Шаламовский сборник. Вып. 2. Вологда, 1997. С. 66.

Впервые: Шаламов В. Воспоминания. М., 2001. С. 368—380. Входит в шеститомник Шаламова (см.: Шаламов В. Собрание сочинений: В 6 т. М., 2006. Т. 5. С. 365—367). Все сокращения сделаны публикатором ввиду исключительно трудночитаемого рукописного текста.

Известно, что на этой даче во флигеле Солженицын хранил свою телогрейку и другие предметы лагерной униформы. В телогрейке, по собственному признанию, он собирался явиться в шведское посольство на официальную церемонию присуждения ему в 1970 году Нобелевской премии… Это одна из многих деталей, свидетельствующих об артистическом прагматизме Солженицына, о его повышенном внимании к саморекламе (к тому, что ныне называется пиар). Характерен комментарий самого писателя к сеансу у фотографа для снимка на обложку «Роман-газеты» (1963 год), где выходил «Один день Ивана Денисовича»: «То, что мне нужно было, выражение замученное и печальное, мы изобразили» (Солженицын А. Бодался теленок с дубом // Новый мир. 1991. № 6. С. 33). Подобное выражение было «сыграно», имитировано писателем также на двух известных постановочных снимках в лагерной униформе, предназначенных для рекламы на Западе — портретном (он воспроизведен в данном издании) и двухфигурном, с инсценировкой лагерного «шмона». В книге первой жены Солженицына Н. Решетовской «В круге втором» (М., 2006) к последним снимкам дана красноречивая подпись: «Постановочная реконструкция после освобождения». Все это, как представляется, еще раз убедительно подтверждает справедливость шаламовской характеристики Солженицына как «дельца» и несовместимость нравственных аспектов творчества и поведения двух писателей. Подробнее об этом в нашей книге «Варлам Шаламов и его современники».

Орлова Р., Копелев Л. Мы жили в Москве. М., 1990. С. 58, 64.

РГАЛИ. Ф. 2596. Оп. 2. Д. 126. Л. 74.

Шаламов имеет в виду хрестоматийный отзыв В.Г. Белинского о «Евгении Онегине» Пушкина как «энциклопедии русской жизни». Для самого Шаламова главное в этой поэме — вечные темы «любви и смерти», воплощенные в гениальной поэтической форме. Этот взгляд наиболее ярко характеризует эстетику Шаламова, всегда ориентировавшегося, как он писал, на «пушкинское знамя» и являвшегося в известном смысле «адептом формы» (см. об этом: Фомичев С. По пушкинскому следу // Шаламовский сборник. Вып. 3. Вологда, 2002; Волкова Е. Трагический парадокс Варлама Шаламова. М., 1998).

См.: Шрейдер Ю. «Искусство лишено права на проповедь» // Московские новости. 1988. № 49; Он же. Варлам Шаламов о литературе // Вопросы литературы. 1989. № 5.

Шаламовский сборник. Вып. 4. М., 2011. С. 36—37. К сожалению, последняя фраза в публикации была упущена. Восстановлена по рукописи: РГАЛИ. Ф. 2596. Оп. 2. Д. 130. Л. 71.

Шаламовский сборник. Вып. 2. Вологда, 1997. С. 39. По воспоминаниям известного филолога С.Ю. Неклюдова, сына О.С. Неклюдовой, тесно общавшегося с Шаламовым на протяжении более чем десяти лет, писатель в своих повседневных разговорах на общественные темы выражал взгляды, которые мемуарист характеризует как «правосоциалистические», то есть принадлежащие умеренному крылу левого движения, и при этом «хорошо отзывался о меньшевиках», то есть социал-демократах. Оба течения, как известно, делали акцент на этической стороне политики, выступали против насилия. Несомненно, это — след молодости Шаламова и еще одно свидетельство того, что он не менял своих убеждений, которые глубоко расходились как с идеологической ортодоксией в СССР, так и с ортодоксией Запада.