Сергей Кредов - Дзержинский

Феликс Эдмундович предлагает в письме Сталину расширить практику высылки из Москвы злостных спекулянтов (их уже высылают в административном порядке). «Уверен, — пишет он, — что в месячный срок мы оздоровим Москву от этих элементов, и что это скажется, безусловно, на всей хозяйственной жизни».

Но спекулянтов в столице меньше не становится. Ни через месяц, ни позже.

В декабре 1923-го в обращении к москвичам Феликс Эдмундович разъясняет, кого высылают (ОГПУ — исполнитель, решения принимают в Моссовете):

«Всего по сей день арестовано 916 человек. Среди высылаемых торговцев спиртом — 110, шулеров и аферистов — 156 человек, контрабандистов ценностей, валютчиков и пр. — 120 человек, лиц без определенных занятий, занимающихся ростовщичеством и пр., — 453, торговцев кокаином — 24, содержателей притонов — 53. ОГПУ указывает, что те, кто ведет соответствующие законам СССР торговые и производственные дела, могут совершенно спокойно продолжать их, не опасаясь никаких преследований и высылок».

В начале 1924 года протестовал против высылки из Москвы большого количества обывателей-евре-ев глава еврейской общины известный пианист Давид Шор. В январе он организовал коллективные письма протеста руководителям Совета труда и обороны и ОГПУ, назвав январскую высылку «вторым изгнанием евреев из Москвы» (подразумевалось, что «первое изгнание» имело место в 1891 году). Председателю СТО Рыкову Дзержинский дал разъяснение: было арестовано 1290 человек и половина из них выслана. Евреев среди подвергшихся такому наказанию — 47 процентов. В согласии с директивой ЦК партии высылались валютчики, комиссионеры-посредники, спекулянты, дельцы черной биржи и другие лица, в основном из «пришлого еврейства». «На каждого из арестованных и высланных с семьями заводилось следственное дело, проверялся агентурный материал. Дело рассматривалось с участием прокуратуры, обнаруженные ошибки немедленно устранялись. При высылке учитывалось время проживания в Москве, род занятий, судимость».

Шор же получил ответ, что карающая рука пролетарской власти не знает ни эллина, ни иудея. 47 процентов евреев среди высылаемых, по мнению Дзержинского, — нормальная пропорция, учитывая, какие категории «паразитических элементов» подверглись репрессии. Феликс Эдмундович попросил своего секретаря Герсона передать главе общины:

«Если бы я был еврейским патриотом, я бы первый требовал решительной борьбы с теми евреями, которые своей злостной спекуляцией и вздутием цен порождают антисемитизм и своей жаждой наживы дискредитируют тот строй, который дает освобождение всем угнетенным национальностям, и я бы требовал, чтобы прежде всего покарали моих сородичей, нарушающих интересы широких масс. Ведя борьбу с такими элементами среди еврейского населения, мы ведем тем самым борьбу с антисемитизмом».

Шора логика не убедила. Он подготовил список лиц, высланных, по его мнению, без оснований. И отправил его в ОГПУ. Дзержинский поручил проверить эти сведения. Ему доложили:

— Шик — известный валютчик-биржевик, более года поставлял платину иностранцам. Агаркан, известный органам ВЧК с 1920 года под прозвищем «Сейфовик», занимался вскрытием сейфов; последнее время является крупным ростовщиком и работает с ценностями на черной бирже, нечестно нажил капитал около пяти миллионов рублей золотом. Шафран — крупный ростовщик, работал на черной бирже, не платил налоги, имел фиктивное удостоверение о службе в одном из учреждений. Ашкина-зер — валютчик, занимался скупкой платины...

Феликс Эдмундович еще раз убедился, что ОГПУ редко ошибается. Он с раздражением сообщил Шору:

«Вы прислали мне ходатайства на лиц, являющихся наиболее злостными валютчиками, платин-щиками и ростовщиками. Считая, что в данном случае имела место попытка ввести меня в заблуждение, впредь отказываюсь принимать от Вас какие бы то ни было ходатайства».

...«Паразитов» в столице меньше не становится. В марте 1926-го Дзержинский поручает руководителям ОГПУ подготовить письмо в ЦК с предложением применять к спекулянтам такие меры, как:

«1. Выселение из крупных городов с семьями 2. Конфискация имущества и выселение из квартир. 3. Ссылка с семьями в отдаленные районы и в лагеря. 4. Издание и развитие законов против спекуляции. 5. Наказание судом...»

«Наказание судом» — лишь в пятом пункте этого перечня.

Впрочем, последнее по времени поручение Дзержинского, направленное на усиление борьбы с «паразитами», несколько иного рода. 2 июня председатель ОГПУ пишет одному из своих подчиненных, Дейчу:

«Просьба разработать проект законодательного постановления для борьбы со служебными преступлениями и спекуляцией в торговле как государственной и кооперативной, так и для частников. Это постановление должно предусматривать кары как по суду, так и административные (в порядке предоставления прав исполкомам издавать обязательные] постановления с установлением штрафов и высылки) за нарушение правил торговли, за незаконную перепродажу и торговлю, за вздутие цен (даже без “злостности”) и т. д. Надо изучить наш кодекс, изучить методы спекулянтов и дать такие формулировки, чтобы наши суды могли вести борьбу и со спекуляцией, и с теми, кто их питает».

Тут речь идет уже о судебном преследовании спекулянтов и их пособников. Автор этого распоряжения не был потерян для правового государства.

Сам Феликс Эдмундович в отношении к материальным благам — тот же, что и в прежние годы. Это знают и друзья его, и враги. Он внимательно следит, чтобы ни малейшее пятно не легло на его имя.

В апреле 1919 года председатель ВЧК отправил сестре Альдоне вещи, которые он привез из их имения, с припиской:

«Посылаю тебе вещи из Дзержинова. Очень массивные ценности были конфискованы согласно нашим законам. Я знаю, что эта конфискация фамильных ценностей огорчит тебя, но я не мог иначе поступить — такой закон у нас о золоте».

В один из голодных месяцев революции Ядвига Эдмундовна решила к приходу брата напечь для него оладьев. Муку достала у спекулянта. Увидев перед собой тарелку с оладьями, Дзержинский поинтересовался: «А не у мешочника ли ты купила муку?» Сестра созналась. Угощение полетело в форточку.

В 1923 году Ядвига Эдмундовна просит своего влиятельного брата, возглавляющего два наркомата и спецслужбу, устроить ее мужа на работу. Получает ответ:

«Любимая Ядюня! Должность (работу) твоему мужу дать не могу. Конечно, вам не очень сладко, поскольку твоя зарплата 300 рублей. Вероятно, смогу давать ежемесячно около 200 рублей».

В другом письме того времени Дзержинский рассказывает о доходах своей семьи:

«Я свожу концы с концами, ибо обеды с ужинами и квартира очень дешево в Кремле расцениваются, и притом жена тоже зарабатывает при одном ребенке. Кроме того, нет расходов на передвижение».