Виктор Чернов - Перед бурей

Когда голосовалась резолюция в этом смысле, один из членов Совета (Каллистов) предложил дополнить ее заявлением, что в рядах партии нет течения, которое бы в деле освобождения России от большевистского гнета рассчитывало на какие-либо иные силы, кроме сил самого русского народа. Предложение было принято единогласно.

Чехословаки ни во что не желали вмешиваться и хотели лишь, чтобы их оставили в покое и выпустили из пределов России, после октябрьского переворота из приемной матери превратившейся для них в злую мачеху. Их задержали, их силой хотели разоружить, им грозили, на них напали. И лишь после этого они подняли оружие и побратались с теми, кто пришел к ним на помощь.

К этому времени произошли два крупных события. Вспыхнуло восстание фронтовиков в Саратове, отдавшее на время в их руки город, и большевистская власть была изгнана уральскими казаками. Средневолжские губернии, в которых влияние ПСР было особенно сильно, глухо волновались; в чисто заводском ижевско-воткинском районе дело также шло к свержению рабочими большевистской власти. В этих условиях в июне 1918 г. Поволжский Областной Комитет ПСР заключил с уральским казачьим войском союз для ликвидации большевистской диктатуры и провозглашения власти Учредительного Собрания в Поволжьи и Приуральи. Центральный Комитет, принимая во внимание, что искони вольнолюбивое Уральское казачество, исторически оппозиционное, сохранившее традиции пугачевского движения, не представляет опасности в смысле монархической реставрации, — этот союзный договор утвердил.

В то же время, получив известие о предъявлении графом Мирбахом Совнаркому требования о разоружении и репатриации в Австро-Венгрию личного состава чехословацких легионов и предвидя их отчаянное сопротивление, Ц. К. вошел с ними в сношения, предупредил о надвигающейся на них грозе и предложил им сконцентрироваться по возможности в районе Пенза-Челябинск, где они могут рассчитывать на поддержку зреющего сильного народного противобольшевистского движения. Национал-революционная, социалистически окрашенная психология легионерской массы, казалось, гарантировала их прочный союз со сторонниками Учредительного Собрания.

Для возглавления движения началась переброска в эти районы партийных сил. Туда же (в Самару) предполагался заранее переезд и председателя Учредительного Собрания.

Но в последний момент, введенный в заблуждение ошибочной информацией с мест, Ц. К. изменил мой маршрут, и я оказался в Саратове, который предполагалось вскоре занять наступающей Народной армией восставшей территории. И всё развитие военных действий, и организация власти на освобожденной территории пошли непредвиденными путями. Мне пришлось сделать несколько рискованных попыток перебраться из оставшегося в стороне от военных действий Саратова через фронт. Когда это мне, наконец, удалось, вопрос об организации власти на территории от Волги до Тихого океана оказался уже разрешенным на т. н. Уфимском Совещании (сентябрь 1918 г.) путем сложного компромисса, создавшего для демократии вообще и для нашей партии в особенности необыкновенно трудное и запутанное положение.

К этому времени на территории Учредительного Собрания был уже налицо кворум Центрального Комитета партии (установленный после его выборов на 4-ом съезде в 8 человек). На лицо находились Чернов, Ракитников, Зензинов, Федорович, Чайкин, Гендельман, Веденяпин, Раков, Буревой, Н. Н. Иванов, Герценштейн.

Собравшийся сначала в Самаре, а затем закончивший свои прения, после эвакуации Самары, уже в Уфе, Центральный Комитет должен был прежде всего произвести оценку результатов Уфимского Государственного Совещания. В этом вопросе с самого начала выдвинулись две противоположные точки зрения. Одну из них представлял М. Я. Гендельман, главный руководитель социалистов-революционеров в работах согласительной комиссии Уфимского Совещания. Другую точку зрения защищал я.

На взгляд М. Гендельмана, окончательный итог Уфимского Совещания следует оценивать, как победу, одержанную, вопреки необычайно трудным обстоятельствам, партиею социалистов-революционеров. Кроме нее и мусульманского блока, все остальные группировки Уфимского Совещания ничего знать не хотели об Учредительном Собрании, избранном в конце 1917 года, считая его состав односторонне-партийным и указывая, что из него вышли большевики и левые эсеры, чем оно сделалось неполным; признать большевиков и левых эсеров членами Учредительного Собрания невозможно, ибо они занесли руку на него; не признать же их — значит упразднить Учредительное Собрание в его прежнем виде.

Представителям партии — продолжал Гендельман — удалось отстоять Учредительное Собрание в его современном составе. Принятое на Совещании решение, что, в случае наличности половины плюс один членов Учредительного Собрания за вычетом большевиков и левых эсеров, оно может быть открыто 1-го января 1919 года, — а, в случае недобора членов, при кворуме в одну треть того же состава, 1-го февраля, — есть не только принципиальный, а и весьма важный практический успех.

Не менее важным практическим успехом является и то, что и до этого, начиная с нынешнего своего состава, Съезд Членов Учредительного Собрания признан учреждением государственным, и в его компетенции принимать все меры, необходимые для подготовки будущей работы Учредительного Собрания и для обеспечения прибытия наибольшего количества его членов; как учреждению государственному, ему обеспечено де юре содействие всех органов власти на освобожденной территории.

Что касается личного состава избранной Уфимским Совещанием Директории, то, какого бы мнения о нем ни держаться в других отношениях, — в смысле лояльного соблюдения этих постановлений об Учредительном Собрании на данный состав Директории положиться можно, и партия в ней представлена двумя членами.

Большего не только добиться, но даже и добиваться было нельзя. По совести приходится при этом признать, что нынешнее Учредительное Собрание избиралось при совершенно особенных и, конечно, ненормальных условиях; а, главное, со времени выборов произошло столько событий, пережито страною так много, что новый опрос избирателей напрашивается сам собой; вот почему эсеры на Уфимском Совещании согласились с тем, что нынешнее Учредительное Собрание должно ограничиться лишь самыми необходимыми функциями — выслушать отчет Директории, санкционировать программу мер для освобождения остальной России и установить порядок выборов нового состава депутатов.

Этим вполне обеспечен нормальный переход к полному народовластию: созыв постоянно действующего представительного учреждения остается в надежных руках, в руках избранников всеобщего голосования. Эсерам на совещании — добавлял Гендельман — удалось разбить все доводы врагов нынешнего Учредительного Собрания. Не признать прав современного Учредительного Собрания — значит косвенно санкционировать роспуск его большевиками. Против этих аргументов наши противники, утверждал Гендельман, были бессильны и вынуждены были капитулировать. Вот почему итог Уфимского Совещания надо признать победою партии, хотя за эту победу и пришлось заплатить некоторыми уступками в других вопросах.