Виктор Чернов - Записки социалиста-революционера. Книга 1

Нас вызывали на борьбу и мы приняли вызов. Чтобы развязать себе руки, А. Н. Слетова подала в отставку и через адвоката А. Я. Тимофеева потребовала от инспектора М. Войкова извинения, за клеветническое оскорбление в печати словами «легкомысленный извет», извещая о намерении, в случае отказа, подать жалобу в суд. Инспектор-громовержец ответил, поистине, анекдотической резолюцией, сохраненною мною на память: «Это письмо есть угроза должностному лицу, направленная против органа законной власти, с целью побудить оную к желаемым со стороны угрожающего действием, а посему представляет преступление против порядка управления и как нарушающее общий государственный интерес, подлежит преследованию помимо моей (органа власти) жалобы, в порядке подсудности и по роду угроз и должности угрожаемого» (следовал перечень статей Уложения о наказаниях)… Как все это было типично для провинции времен самодержавия, где всякая «кокарда» при столкновении с партикулярными людьми, ничто же сумняшеся, с глубокой верой в свое право заявляла: «государство — это я».

Однако, сесть на скамью подсудимых было неприятно, и елейный М. Бойков (кстати сказать, в своем отчете земскому собранию, пышно величавший посещаемых учеников — «будущими гражданами неба и земли») поспешил предупредить нас: он созвал городских учителей и заставил их привлечь Слетову к суду за оскорбление корпорации.

Так или иначе, но наша цель была достигнута, наши факты стали предметом публичного судебного разбирательства. И тут мы преподнесли провинциальному обществу большой сюрприз. Перед судом продефилировал целый ряд людей, принадлежащих к незнакомой для него дотоле категории рабочей интеллигенции.

Жалобщики пробовали доказать, что показания, представленные Слетовой инспектору, явно подсказаны, продиктованы ею: простонародье, чернь неспособны-де говорить таким интеллигентным слогом. Было забавно видеть, как моего знакомца, починяльщика обуви на базаре, Е. А. Крылова, пытались «экзаменовать», сбивать, заставлять писать свою биографию. Этот уже пожилой мужчина, молоканин, прошедший сквозь школу философии Льва Толстого, был, конечно, интеллигентнее, в самом глубоком смысле этого слова, многих наших «обвинителей».

Братья Зайцевы, сапожники, выступили «во имя справедливости» с речами, заставившими наших мундирных Передоновых только разводить руками: «скажите, пожалуйста, у нас завелись какие-то сапожники-идеалисты». Смотр «новых людей» из деревень и рабочих кварталов удался блестяще; их показания, подкрепленные медицинскими свидетельствами, были подавляющими.

Словом, суд над А. Н. Слетовой мы превратили в суд над провинциальной передоновщиной, чему не мало поспособствовал и приглашенный в качестве защитника Н.П. Карабчевский. Оправдательный приговор в мотивировочной части был обвинительным актом против дирекции и инспекции народных училищ. Земство и Гор. Управа потребовали от них гарантий от повторения осужденной «практики». Триумф был полный. О тамбовских делах заговорила вся столичная пресса. А. Н. Слетова сделалась героиней дня: овации окружающих, многочисленные изъявления благодарности со стороны учеников и их родителей увеличивали озлобление посрамленных официальных столпов просвещения. Педагогическое болото встревожилось. Мстительная жажда реванша охватила его.

Жандармский полковник Змиев заинтересовался нашими «свидетелями». А. Н. Слетовой, как я уже упоминал, пришлось оставить заведывание воскресной школой. Новый взрыв негодования, новые демонстративные заявления симпатий учащих и учащихся, новый повод для агитации в прессе. Самые победы наших противников обращались в нашу пользу.

Из воскресной школы А. Н. Слетова перенесла свою деятельность на другую арену — в «Общество по устройству народных чтений». Организованное под высоким патронатом все того же сиятельного Э. Д. Нарышкина, с уставом, пестревшим ханжескими и патриотическими фразами, оно проявляло свою главную деятельность в том, что над книгами, прошедшими сквозь «игольные уши» цензуры Ученого Комитета при Мин. Нар. Просвещ. и составившими тощенький по форме и по содержанию список, учинило вторую цензуру. В смехотворной «комиссии по разбору книг» елейные рясоносцы и мундирные педагоги чинили литературный сыск и суд. Особенному гонению подвергался Лев Толстой, этот betе nоirе тогдашнего поповства. Все самые невинные из его рассказов заподозревались в ереси. Там же директор школ Ильченко добивался остракизма для рассказов Короленки в виду того, что этот автор «на дурном счету у министерства».

Как курьез, надо упомянуть, что один из наших, И. Д. Мягков, успел пробраться, в качестве главного сотрудника, в неофициальный отдел местных «Губернских Ведомостей»; покидая это место, он ввел туда, как своего заместителя, меня. Редактор, прис. пов. Кишкин, был человеком беззаботным по части направления, но имевшим зуб против педагогов, забаллотировавших его в члены своего «Общества».

И вот, при его благосклонном попустительстве и при княжеском вознаграждении в 2 коп. за газетную строчку, я мог изо дня в день травить деятелей общества за литературное невежество, изуверство и сыщическое усердие. Местной интеллигенции стало стыдно за то, что она оставила в заброс, на произвол ханжей и «человеков в футляре» такое дело. Понемногу потянулись в общество, один за другим, адвокаты, доктора, деятели внешкольного образования, агрономы. Заседания общества из келейных стали публичными, из сонно-казенных — бурными. Резко разделились два лагеря.

Шум разбудил и патентованных общественных деятелей — земцев и думцев, вошедших в общество с намерением стать «буфером» между правыми и левыми и помирить тех и других на золотой серединке. Но выполнить это намерение оказалось не так-то легко. С одной стороны была группа людей, монополизировавших по-чиновничьи «места» в обществе и державшихся за эти места, как за средство быть в фаворе у сановного «патрона» — основателя; к самой работе она была глубоко равнодушна и в вопросах внешкольного образования глубоко невежественна. С другой стороны была энергичная, интеллигентная молодежь, твердо решившаяся взять свое фактической работой. Она мобилизовала множество сил; за нею скрывалась, не показывавшаяся из-за кулис, вся ссыльная и поднадзорная колония; вокруг нее группировалась учащаяся молодежь старших классов гимназии, семинарии, реального училища, учительского института, фельдшерской школы; все они с увлечением перечитывали и рецензировали народные книжки, допущенные в библиотеки; была проделана, действительно, в короткое время большая работа, результатом которой был примерный каталог для сельских библиотек всех типов и размеров, на разные суммы. Борьба была слишком неравна.