Александр Майсурян - Другой Ленин

«Он затыкал уши».Радио в эпоху ленинской ссылки еще не существовало, и новости Ленин и его товарищи узнавали только из газет. «Газеты мы получали, — писал Кржижановский, — конечно, с громадным запозданием и сразу целыми пачками». Но Владимир Ильич и в этот хаос сумел внести стройный порядок. «В.И. ухитрялся систематизировать и чтение этих старых газет: он распределял их таким образом, что каждый день прочитывал только номера, соответствующие темпу запоздания, но именно приходящиеся только на определенный день. Выходило, что он каждый день получает газету, только с большим запаздыванием процесса получения. А когда я пытался портить этот газетный ритм, злонамеренно выхватывая сообщения позднейших номеров, он затыкал уши и яростно защищал преимущества своего метода».

Товарищи Ленина позднее поражались, как быстро он прочитывал целый ворох газет. Он объяснял свой метод: «Журналист должен уметь читать газеты по-особому. Нужно завести такой порядок: выбрать себе одну газету и в ней прочитать все наиболее важное, потом другие можно просмотреть легко и быстро. Из них берешь только то, что нужно для специальной работы».

«Музыкальные вечера» в Минусинске.Изредка ссыльные собирались вместе в Минусинске и устраивали «музыкальные вечера»: пели хором. Одним из «гвоздей» репертуара была тягучая украинская песня «Така ж ии доля, о Боже ж мий милый…». Ленин эту заунывную, меланхолическую песню терпеть не мог.

«Особую страстность, — вспоминал П. Лепешинский, — и бьющую ключом жизнь в наши вокальные увлечения вносит Владимир Ильич… Он входит в раж и начинает командовать:

— К черту «Такую ее долю», — выкрикивает он, — давайте зажарим «Смело, товарищи, в ногу».

И тотчас же… спешит затянуть своим хриплым и несколько фальшивым голоском, представляющим нечто среднее между баритоном, басом и тенором:

И, когда ему кажется, что честная компания недостаточно отчетливо фразирует козырные места песенки, он, с разгоревшимися глазами, начинает энергично в такт размахивать кулаками, нетерпеливо притоптывать ногой и подчеркивает, в ущерб элементарным правилам гармонии, нравящиеся ему места напряжением своих голосовых средств, причем очень часто с повышением какой-нибудь ответственной ноты на полтона или даже на целый тон…» «Голос был громкий, — рассказывала Крупская, — но не крикливый, грудной. Баритон… Любил напевать и насвистывать. Любил песню тореадора».

Мария Ульянова подтверждала, что певцом Владимир Ильич был далеко не блестящим, что он и сам охотно признавал: «Помню обычный финал его пения, когда он принимался за романс «У тебя есть прелестные глазки». На высоких нотах — «от них я совсем погибаю» — он смеялся, махал рукой и говорил: «Погиб, погиб».

«Я могу двадцать раз слышать одну и ту же мелодию, — признавался Ленин, — и не запомнить ее».

Г. Кржижановский замечал: «Владимир Ильич особенно любил переведенные мною с польского языка революционные песни «Варшавянка» и «Беснуйтесь, тираны». Между прочим, русский текст «Варшавянки» Кржижановский сочинил, сидя в Бутырской тюрьме:

Ленину нравились и любовные романсы… По свидетельству Лепешинского, уже упомянутый выше романс «Нас венчали не в церкви» производил на Ленина прямо-таки магическое действие: «Владимир Ильич, откинувшись на спинку дивана и охватив руками колено, весь уходил при этом внутрь самого себя и, видимо, переживал какие-то глубокие, одному ему ведомые, настроения».

С особенным удовольствием ссыльные распевали комическую песенку «Туруханская», сложенную Мартовым:

Сам Владимир Ильич умел играть на гитаре, которую в Шушенском одалживал у соседа-крестьянина по фамилии Заверткин. Тот замечал: «В.И. частенько играл, и притом очень хорошо».

Советский фольклор 70-х годов, который старательно высмеивал всю биографию Ленина, не обошел вниманием и его песенно-музыкальное увлечение. Один из анекдотов на эту тему: «Надежда Константиновна играла на рояле, а Владимир Ильич пел. Получалось препротивнейше».

«Никакой пташечки прилететь не собирается…»История отношений Владимира Ульянова и Надежды Крупской частично уже рассказана выше. Их обоих приговорили к трехлетней ссылке в Сибирь — но Крупскую несколько позже, чем Ульянова. Тогда он сделал ей предложение стать его женой.

«Ну что ж, женой, так женой», — осторожно ответила она.

Крупская не вполне понимала, что ей предлагают: то ли «настоящий» брак, то ли какую-то хитрость, которая просто позволит двум ссыльным отбывать наказание вместе. Вскоре стало ясно, что брак будет «настоящим». «Мы ведь молодожены были, — говорила она позднее, — и скрашивало это ссылку. То, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти…».

Родные молодых супругов ожидали, что вскоре в семье появится ребенок. Но этого не произошло: рождению младенца помешала базедова болезнь, которая развилась у Крупской. В апреле 1899 года она писала из ссылки свекрови: «Что касается моего здоровья, то я совершенно здорова, но относительно прилета пташечки дела обстоят, к сожалению, плохо: никакой пташечки что-то прилететь не собирается…»

«Я всегда очень жалела, — признавалась позднее Надежда Константиновна, — что у меня не было ребят».

Сходные чувства испытывал и Владимир Ильич. Однажды в эмиграции он заметил со вздохом о каком-то товарище: «Он, видите ли, пишет, что через некоторое время, счастливец, его жена ждет ребенка…» «Ленин, — писал Г. Соломон, — как и его жена, Надежда Константиновна, очень, но тщетно хотели иметь ребенка».

В своих сочинениях Ленин резко осуждал некую воображаемую «мещанскую парочку, заскорузлую и себялюбивую, которая бормочет испуганно: самим бы, дай бог, продержаться как-нибудь, а детей уж лучше ненадобно».