Андрей Рытов - Рыцари пятого океана

Чувствуя, что наступавшие вот-вот отрежут 1-ю танковую армию, гитлеровское командование отдало приказ оставить оломоуцкий выступ и отступить на запад.

5 мая стало известно, что пражане восстали против оккупантов. На улицах города появились баррикады. Командующий фронтом приказал мне послать на столичный аэродром Чехословакии два самолета-разведчика и узнать, есть ли там авиация. Ведущим я назначил штурмана 1-й чехословацкой авиационной дивизии майора Рипла. Возвратившись, летчики доложили, что противника на аэродроме нет.

Стало ясно: еще один сокрушительный удар - и с фашистской Германией будет покончено. Следуя за наступавшими войсками, штаб нашей армии переместился в город Пардубице под Прагой. События на фронтах развивались стремительно. Бои шли на улицах Берлина.

Не выключая радиоприемников, мы с нетерпением ждали особо важных известий. И вот слышим знакомые позывные, а следом взволнованный голос Левитана: "Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза..."

По-юношески стремительно в мой кабинет вбежал Василий Николаевич Жданов.

- Победа, Андрей Герасимович, победа! Слышал?! - восторженно произнес он и обнял меня.

Я хотел было позвонить в корпуса и дивизии, чтобы сообщить о долгожданном, радостном известии, но командующий взял из моих рук трубку и сказал:

- Не надо. Везде есть радио. Посмотри лучше, какое торжество царит на улице!

Мы открыли окно. Над домами взлетали ракеты, в ночном небе сверкали лучи прожекторов. Слышались громкие возгласы "ура". Люди салютовали победе из всех видов оружия, подбрасывали вверх головные уборы, обнимались, качали друг друга, улыбались и плакали от радости.

Свершилось то, к чему мы стремились почти четыре года, за что заплатили великими жертвами. Победа!

- Слава советскому оружию! Воинам нашим - слава! - восклицали подоспевшие начальник штаба армии Зотов, другие офицеры и генералы, разливая коньяк в первые попавшиеся под руку посудины.

Выходим на улицу. К нам приближаются улыбающиеся чехи. Наперебой приглашают к себе домой, обнимают, целуют нас.

- Друзи, друзи, победа!

Звучат песни, тренькают гитары, мандолины, лихо, по-русски, заливаются гармошки. Трещат выстрелы из винтовок, автоматов, пистолетов, ракетниц. Впечатление такое, будто идет великое сражение. Все перемешалось: смех, крики, русская, украинская, чешская, польская речь. Люди поют, и тут же, на мостовой, лихие танцоры отбивают каблуками цыганочку, барыню. Солдаты в стремительном хороводе кружат женщин. Все, что было скрыто в тайниках сердца долгие годы, теперь разом выплеснулось наружу и заполонило городские улицы и площади.

Раздался колокольный звон. Где-то недалеко церковный сторож решил, видимо, по-своему выразить радость победы - поднялся на звонницу и огласил ликующий, сверкающий огнями город величественным перезвоном колоколов.

А наутро над воротами, балконами, на крышах домов вспыхнули красные флаги, поперек улиц протянулись транспаранты, прославлявшие на чешском и русском языках нашу армию, армию-освободительницу. Стихийно возникли демонстрации. Чехи осыпали советских воинов цветами, угощали вином, пивом, дарили сувениры.

Я сел в машину и поехал в полки. Хотелось вместе с летчиками, штурманами, инженерами, техниками, механиками разделить радость победы над врагом.

Но вот мы узнали, что на всех фронтах война закончилась, враг сложил оружие, а для 4-го Украинского фронта и нашей воздушной армии она еще продолжалась. Большая, довольно сильная группировка фашистских войск под командованием Шернера отклонила требование советского командования о капитуляции и продолжала юго-западнее Праги отчаянно сопротивляться. Положение противника было безнадежным, ни на какую помощь рассчитывать он не мог, но тем не менее, истекая кровью, дрался с тупым и злобным упрямством.

10 мая на подавление шернеровской группировки были брошены крупные силы наземных войск, поддержанные штурмовиками и бомбардировщиками. Если враг не складывает оружия, надо принудить его к этому силой.

Приезжаю в один из полков, говорю командиру:

- Пехотинцы просят нанести удар по артиллерийской батарее фашистов. Она мешает продвижению вперед. Соберите командиров эскадрилий и выясните, кто добровольно может выполнить это задание.

- Я могу, - заявил комэск Мечетнер. Такое же желание высказали и другие командиры эскадрилий.

- Прошу это задание оставить за мной, - уже настойчивее попросил Мечетнер. - Если что случится - я один. Отца, мать и жену расстреляли немцы...

Комэска Мечетнера в полку уважали все летчики. В каких только переделках за время войны он не побывал! Как только выдавалось трудное, опасное задание, он шел, не раздумывая, первым.

Мечетнер снял с себя ордена, чего раньше никогда не делал, вытащил из кармана документы, передал их товарищам и сказал:

- На всякий случай...

Видимо, чуяло сердце храброго летчика, что вернуться ему уже не суждено. Прощально взмахнув рукой, он закрыл над головой фонарь, вырулил на старт и ушел в небо.

Позже пехотинцы рассказывали: самолет появился над позициями гитлеровцев и сбросил несколько бомб. Потом сделал новый заход и выпустил по батарее реактивные снаряды. Вся зенитная оборона противника сосредоточила огонь по храбрецу. Но самолет не торопился покидать цель. Он перешел в пике. Видно было, как к земле потянулись огненные линии. Потом машина вдруг вспыхнула и, не выходя из пикирования, врезалась в землю. Раздался глухой взрыв, над местом падения взвились багровые клубы дыма...

Не стало еще одного смелого летчика, который погиб на второй день после победы.

К дому, который занимал в Пардубице член Военного совета фронта, примыкал большой тенистый сад. В нем росли яблони, груши, виноград. На деревьях уже успела распуститься листва, и воздух казался настоянным на медвяных запахах благоухающей зелени.

Только что закончился банкет, устроенный Военным советом фронта по случаю разгрома остатков группы Шернера. Лев Захарович пригласил нас, политработников, к себе в дом, потом провел в сад и, выбрав широкую, покрытую изумрудной зеленью поляну, прилег на ней. Мы последовали его примеру.

Тихо, солнечно, мирно. Не надо думать о боях - они в прошлом.

- Как хорошо, друзья! - нарушил покой Мехлис. - Вчера еще бушевала война, и вот ее нет. Мы разгромили фашизм - страшное порождение империализма.

Он приподнялся на локтях, надкусил сорванную травинку и мечтательно, ни к кому не обращаясь, стал говорить о том, что, видимо, уже давно занимало его мысли.

Я хорошо помню этот разговор о будущем, о необходимости совершенствовать армию, оснащать ее новой техникой и оружием, ни в коем случае не ослаблять бдительности, ибо, пока существует империализм, будет существовать и угроза новой мировой войны.