Александр Горфункель - Джордано Бруно

И как в едином существуют различия, так и в самом разнообразии вещей и свойств царит глубочайшее единство. «Во всем сущем нет ничего столь различного, что в чем-либо или даже во многом и даже в важном не совпадало бы с тем, от чего отличается и чему противостоит, — писал Бруно в поэме „О тройном наименьшем и мере“… Даже толпе философствующих ясно, что здесь все противоположности однородны благодаря общей им материи… Разнообразие и противоположность не препятствуют высшему благу целого, так как оно управляется природой, которая подобно предводителю хора направляет противоположные, крайние и срединные голоса к единому, наилучшему, какое только можно представить себе, созвучию» (17, стр. 272).

Так единство и множественность совпадают в едином, ибо в нем, в единой субстанции, следует искать основание множественности вещей. Совпадают минимум и максимум, ибо в любой частице материи заключены все свойства вселенной. Совпадают прямая и кривая линии, ибо в минимуме нет различия между наименьшей дугой и наименьшей хордой, равно как в бесконечности окружность совпадает с бесконечной прямой и бесконечная прямая в конце концов становится бесконечной окружностью. Совпадают холод и тепло, ведь одна из этих противоположностей является началом другой, и наименее теплое и наименее холодное тождественны друг другу, и от предела наибольшей теплоты начинается движение к холодному. Совпадают возникновение и уничтожение, ибо одно из них является началом другого и возникновение одного есть в то же время уничтожение другого. Одна и та же возможность заключена в двух противоположных предметах, и, что особенно важно, в одном и том же предмете актуально, т. е. в действительности, совпадают противоположные начала.

Итак, «кто хочет познать наибольшие тайны природы, пусть рассматривает и наблюдает минимумы и максимумы противоречий и противоположностей. Глубокая мудрость заключается в умении вывести противоположности, предварительно найдя точку соединения» (8, стр. 291).

У этого великого изначального и бесконечного единства есть множество имен. И одно из них доставило, пожалуй, более всего затруднений исследователям Ноланской философии. Имя это — бог.

«Сама природа… есть не что иное, как бог в вещах» (10, стр. 162), — писал Бруно в «Изгнании торжествующего зверя», и эта же мысль звучала во многих других его сочинениях — и в итальянских диалогах, и в латинских трактатах. «Бог движет все, он дает движение всему, что движется», — читаем мы в диалоге «О бесконечности, вселенной и мирах» (8, стр. 325). А в «Своде метафизических терминов» наталкиваемся на более развернутое определение бога: «Бог есть субстанция, универсальная в своем бытии, субстанция, благодаря которой все существует; он есть сущность — источник всякой сущности, от которой все обретает бытие… Он — глубочайшая основа всякой природы» (18, стр. 73). «Дух над всем есть бог, — писал Бруно в поэме „О тройном наименьшем и мере“. — Бог есть монада, источник всех чисел, простота всякой величины и субстанция состава, превосходство над всяким мгновением, неисчислимое и безмерное» (17, стр. 136).

И наконец, после того, что мы прочли в сочинениях Бруно, и после всего, что нам известно о его поведении во время инквизиционного процесса, нам не придет в голову искать в соображениях тактического свойства оправдание его словам на следствии в Венеции: «В этой вселенной я предполагаю всеобщее провидение, в силу которого все существующее живет, развивается и достигает своего совершенствования. Я толкую его двумя способами. Первый способ — сравнение с душой в теле; она во всем и вся в каждой любой части. Это, как я называю, есть природа, тень и свет божеству. Другой способ толкования — непостижимый образ, посредством которого бог по сущности своей, присутствию и могуществу существует во всем и над всем не как часть, не как душа, но необъяснимым образом» (13, стр. 143).

И вот под пером новейших клерикальных и спиритуалистических истолкователей философии Бруно мятежный философ превращается в доктора римско-католического богословия, поклонника тронов и алтарей. Может быть, действительно, на Поле цветов произошло трагическое недоразумение и в памяти потомства Ноланец должен предстать не в позорном колпаке «санбенито» с изображением пляшущих чертей, в котором он шел на казнь, а в белом облачении доминиканца? И в центре философии Бруно «не человек, не природа, а бог», как писал иезуит Ф. Ольджати (61, стр. 4)? Может быть, корнем ее является «различение первого сверхъестественного начала и природы», связанное с теологическим пониманием бога, как уверяет нас А. Гуццо (71, стр. 81; 72, стр. 258)?

И Бруно, как говорит о нем А. Корсано, «со спокойной уверенностью знал, что бог существует и что существует он вне и над творением» (62, стр. 112)? И «признание потустороннего есть существенный элемент» в философии Бруно, как писал недавно французский исследователь П.-А. Мишель (76, стр. 26)?

Необходимо, однако, тщательно разобраться в значении понятия бог, введенного Бруно в Ноланскую философию.

Прежде всего ясно одно: бог в философии Бруно не имеет ничего общего с богом любой из религий откровения — с человекоподобным божеством, создавшим мир из ничего и управляющим делами этого мира. Религиозное, антропоморфное понимание бога Бруно решительно отвергал.

Бог Бруно не творец природы, находящийся вне ее: «Мы ищем его в великолепном царстве всемогущего, в безграничном пространстве эфира, в бесконечной двойственной способности природы все создавать и всем становиться…» (15, стр. 205), «…в неодолимом и нерушимом законе природы, в благочестии души, хорошо усвоившей этот закон, в сиянии солнца, в красоте вещей, происходящих из лона матери-природы, в ее истинном образе, выраженном физически в бесчисленных живых существах, которые сияют на безграничном своде единого неба, живут, чувствуют и мыслят, и восхваляют величайшее единство» (прил., стр. 189).

В противоположность богу религий, создавшему мир по собственному усмотрению и вмешивающемуся в дела этого мира, бог Бруно, как активное начало вселенной, подчинен закону необходимости: «Это деятельное начало не может быть другим, чем оно есть… и необходимым образом не может делать иначе, чем оно делает…» (8, стр. 317).

Итак, бог в философии Бруно совпадает с природой. Он — «в вещах», т. е. в самом материальном мире, а не вне его, он не противостоит природе как творец и создатель, а внутренне тождественней ей как присущее ей деятельное начало. Не только против человекоподобного божества, но и против теологического представления о вне- и надприродном боге направлено учение Бруно. «Некоторые прибегают к сверх- и внеприродной силе, — писал он в поэме „О безмерном и неисчислимых“, — говоря, что бог, пребывающий над природой, создал эти небесные тела как некие знамения для нас. Но мы не говорим с пророками такого рода и не видим нужды им отвечать, когда речь должна идти на основании доводов разума и ощущения» (16, стр. 51).