Александр Горфункель - Томмазо Кампанелла

На поверхностный взгляд «Город Солнца» стоит особняком среди других политических сочинений Кампанеллы, таких, как «Политические афоризмы», «Испанская монархия», «Монархия мессии», «О царстве божьем», не говоря уж о таких конкретных политических памфлетах и панегириках, как «Речи к итальянским князьям», «К Венеции», «О свободе и счастливом подчинении церковному государству». Если Л. Амабиле и А. Э. Штекли противопоставляют «Город Солнца» другим политическим сочинениям Кампанеллы как написанным «на случай» и не выражающим его подлинных взглядов, то современные католические исследователи считают именно «Город Солнца» сочинением случайным и несущественным для всей системы взглядов Кампанеллы. Так, Дж. Ди Наполи видит в нем лишь изображение дохристианского состояния общества, причем отсутствие у соляриев семьи и частной собственности он относит к «недостаткам» государства, построенного на чисто философских началах (97, стр. 90–91). Р. Америо подчеркивает принципиальное различие между коммунистической утопией, выросшей из калабрийского заговора, и поздней утопией всемирной монархии (85, стр. 381–382). Значительно ближе к истине современный итальянский историк Луиджи Фирпо и советская исследовательница Л. С. Чиколини, показавшие глубокое внутреннее единство и преемственность политических взглядов Кампанеллы, нашедших свое выражение в самых различных его произведениях (99, стр. 196; 73, стр. 264–265).

Провал калабрийского заговора объяснялся не только подлостью предателей и коварством испанских властей. Народ — те самые плебейские массы города и деревни, во имя которых выступал Кампанелла, — был далек от заговора и не поддержал мятежников.

Настроения Кампанеллы после неудачи калабрийского заговора нашли наиболее яркое выражение в сонете «О простом народе»:

Зверь этот — «робок», он «служит полюбовно» своим угнетателям.

И горьким выводом из неудачного опыта калабрийского заговора, когда люди, ради лучшей участи которых выступили Кампанелла и его друзья, осыпали насмешками и проклятиями тех, кто хотел принести им освобождение, звучат последние строки стихотворения:

Не оправдались надежды на народное восстание, не удался заговор. Вряд ли можно поверить поэтому, что Кампанелла поддерживал намерения своего ученика Пиньятелли, который надеялся освободить родину с помощью нового заговора и убийства вице-короля.

В тюрьме происходит переосмысление прежних надежд и мечтаний. Кампанелла не изменил ни себе, ни своим друзьям, ни своим грандиозным планам преобразования всего человечества. Но он ищет и пытается понять причины пассивности народа и найти новые пути и средства к осуществлению своей социально-политической программы.

Размышления его не ограничивались Калабрией. В своих политических сочинениях, написанных в неаполитанских тюрьмах, Кампанелла постоянно обращается к волнующим его примерам восстания Дольчино в Северной Италии (1304–1307) и главы министерских анабаптистов Иоанна Лейденского, попытавшегося осуществить идеалы уравнительного коммунизма в 1534–1535 ГГ. Их поражение Кампанелла объясняет тем, что «язык», т. е. новая социально-религиозная проповедь, не был поддержан у них «мечом» — военно-государственной силой. «Кто проповедует новую секту, в которой содержится истина, тот языком приобретает власть, развязав войну между прежней религией и новым учением, приспособленным ко вкусу народа, однако такая власть длится недолго… примером чему являются ересиархи, которые хотя многое и приобрели, не недолго удержали, как Иоанн Лейденский… и фра Дольчино» (28, стр. 111). Эти реформаторы потерпели поражение, пишет далее Кампанелла, потому, что они в отличие от Лютера не имели мощной поддержки «меча» со стороны государей (28, стр. 128).

Для осуществления программы коренного преобразования общества необходимо мощное орудие — «меч», светская власть государей. Потеряв надежду на выступление народных масс, Кампанелла стремится использовать в интересах народа государственную власть, превратить существующее государство в орудие своей политической программы. Не для того, чтобы выслужиться перед вчерашним врагом, пишет Кампанелла «Испанскую монархию», а для того, чтобы задуманный им план реформы общества осуществить в рамках всемирного государства. Тот «меч», которым в ходе калабрийского заговора должен был стать Маврицио де Ринальдис, воплощен теперь для него во власти могущественнейшего из европейских государей — сперва испанского, а затем французского короля.

Но один «меч» недостаточен для осуществления преобразования мира. Кампанелла анализирует социальную роль религии в современном ему обществе.

«Известно ведь, — писал Кампанелла в „Испанской монархии“, — что весь народ, особенно в великих государствах, сильнее, чем король со всеми его солдатами и приспешниками. Очевидно, если народ не восстает против короля из-за повода к недовольству, но служит и повинуется ему, значит, его сдерживает какая-то причина, и причина эта — недостаточное единство, и трусость, и отсутствие вождя, который восстал бы первым и внушил бы народу надежду и веру» (25, стр. 153). Позднее, в памфлете «К Венеции», Кампанелла писал, что не отсутствие вождя является причиной того, что народы не поднимают непрестанно мятежей в ответ на насилия правителей: «любой может поднять мятеж», но сдерживающей силой, обеспечивающей пассивность народа и терпение его, является религия. «Так знай же, Венеция, что причина, по которой народ не восстает, заключается в религии, в священниках и монахах; таким образом, когда государи поступают опрометчиво и народ недоволен или подстрекаем разбойниками, то именно в духовенстве причина того, что народ не восстает и пребывает в повиновении, так как духовенство в проповедях и на тайной исповеди увещевает его жить праведно, и отвращает от злых намерений, и утешает обещанием рая и запугивает адом, заставляя идти в церковь; а там, видя службы и обедни, и слушая проповеди, и созерцая коленопреклонение и благочестие, и видя, что все это делается из чувства долга, а не в шутку, люди веруют в иную жизнь и охотно оставляют свои помыслы о жизни земной. И если они терпят оскорбления, то их поддерживает мысль о том, что бог вознаградит их в иной жизни, и этот обычай обладает столь сильной властью над душами людей, что делает их более послушными и верными и заставляет их любить друг друга. Иначе люди были бы хуже тигров и львов и самих демонов, потому что по разуму своему они непобедимы, и оказывают друг другу взаимное содействие, и используют животных и добиваются всего, чего они захотят в своей гордыне» (30, стр. 103–104).