Андрей Ерёмин - Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков

Мейстер Экхарт по этому поводу говорил: «Бог готов ежечастно, но мы не готовы, Бог к нам близок, но мы далеки. Бог внутри, но мы снаружи, Бог у нас дома, но мы чужие».

А наш современник, брат Роже, писал в своей книге о молитве: «Если уметь ждать, созерцание принесёт счастье; это счастье есть источник борьбы за человечество, оно даёт мужество, энергию, помогает идти на риск».

Таким образом, настоящая молитва, и даже исихазм, не отгораживают от мира, но ведут к истинной, то есть несуетной открытости. И напротив, слишком сильный акцент на внешнем может быть попыткой самоутвердиться, компенсировать внутренние конфликты и неудовлетворённость духовной жизнью. Часто мотивы такой деятельности недоступны сознанию, но, если копнуть поглубже, станут явными тщеславие и ущемлённая гордыня.

Способность сосредотачиваться и входить в глубину сердца связана с целомудрием помыслов и чувств. Целомудрие свидетельствует, что человек не является игрушкой неправедных сил и независим от мнения окружающих. Противоположностью целомудрия, по мысли отца Александра, является вульгарность, когда люди озабочены лишь тем, как они выглядят в чужих глазах. Такие люди ведут постоянный и бессмысленный внутренний диалог с собой; они существуют на поверхностности своей личности.

Необходимо взять себя в руки, собраться. Тогда рождается личность. Тут отец Александр был солидарен с Александром Ельчаниновым, который писал: «О ненужности делать усилие в любви к Богу могут говорить только люди, не имеющие опыта в этом. Всякое, даже самое слабое, даже вынужденное устремление к Богу даёт живой, неопровержимый опыт Его любви. Тот, кто имел этот опыт, его уже не забудет» [204] Ельчанинов А. Записи. YMCA‑Press, с. 32. .

С другой стороны, батюшка не винил людей, которым трудно молиться и бороться с посторонними мыслями, но предлагал саму рассеянность в молитве использовать для духовного роста. Для этого, считал он, надо понять истоки наших скрытых устремлений, учиться брать их под контроль и направлять в нужное русло.

«Допустим, у вас возникает какая‑то мысль, — говорил отец Александр, — которая вам не нравится. Надо не прятать её от себя, но постараться понять, откуда она возникает, чтобы всё было прозрачно. Ибо, если мы начинаем прятать безобразные мысли и не отдаём себе в этом отчёта, они входят в подсознание и потом всё равно как бы вылезают наружу.. И хотя нам, конечно, хочется выглядеть прилично перед самими собой, но надо быть, прежде всего, честным по отношению к себе». И это возможно, если в нас живёт стремление к идеалу и любовь к Богу.

Молитва должна рождаться из желания принадлежать Господу со всей возможной решимостью. Тот, кто пытается поставить себя перед лицо Божие только из чувства долга, по обязанности, не может научиться молитве. Если нам трудно контролировать свои мысли, это повод понять, что мы ещё не совершенны в любви, что наше сердце — холодное и неочищенное.

И это сигнал к покаянию. Таинство покаяния в такой ситуации для христианина более продуктивно, чем любые медитативные упражнения; но в то же время нужны и молитвы о ниспослании божественной благодати. «Ищите и найдёте, стучите и отворят вам» (Мф 7.7).

Если человек старается быть искренним, то тогда Господь ему помогает. Более того, когда мы учимся контролировать свои мысли, мы обретаем подлинное «я».

«Если мы страдаем от того, что появляются посторонние мысли, это верный признак того, что «Я» не побеждено и оказывает сопротивление рассеянности», — писал батюшка.

Такое отношение отца Александра к молитве основано на давней православной традиции. Так, старец Макарий Оптинский говорил: «Молитва без развлечения есть дело совершенных, если бы мы всегда имели молитву чистую, без развлечений, не избежали бы тщеславных и гордых помыслов, от врага наносимых».

Батюшка говорил, что «многие берутся за молитву с жаром, а потом охладевают, остывают, и это чувство уходит. Но спасает человека верность курсу. Часто человек, получив первый задаток благодатного разгона, летит как на крылышках и думает, что его всё время так будет нести, а потом начинается суровая действительность».

Отец Александр считал, что человек должен быть духовно трезвым. «Надо научиться видеть в сером — великолепное, в человеческом — божественное, но помнить, что постоянно все сверкать красками и вседневным праздником не может».

Важно также простое соблюдение этических норм. «Молитва тогда становится христианской, — говорил отец Александр, — когда жизнь становится христианской». Если человек будет возноситься духом, а практически жить, как язычник, то ничего не получится. Он должен обязательно перестроить свой образ жизни. Ибо только тот, кто живёт не по плоти, а по духу, будет оживлён Духом Христа (Рим 8. 9–11).

Самое главное — во всём искать способы служения другим людям, а также не забывать о необходимости воздержания. Никакой духовный рост, считал батюшка, невозможен без предварительного упражнения в добродетели.

Смирение, которое человек приобретает в работе для других, — лучшая защита отложной мистики. «Человек, который созерцает сверхчувственное, но не борется за очищение души от зла, неизбежно запутывается в «прелести» — патологической псевдомистике» [205] Мень А. На пороге Нового Завета. М., 1992, с. 41. .

Многие не понимают, что человек, вступающий на духовный путь, встречает большие искушения. «Силы зла с ещё большей агрессией на него ополчаются, — говорил отец Александр. — Но тут и помощь ему будет большая дана. Всего становится больше — поэтому надо быть более бдительным».

На пути к живому и постоянному Богообщению есть разные этапы, и время их прохождения может быть разным. Отец Александр говорил, что «церковная жизнь в глубоком духовном смысле — это школа, у которой есть свои ступени, свои правила, у которой есть свои сроки — большие, длительные сроки. Поэтому духовная жизнь похожа на поход пешком через два континента».

Настоящий рост нашего духовного существа вряд ли может идти быстрее, чем нужно. Батюшка был против каких‑то обетов на всю жизнь (особенно для новоначальных), а только предлагал их брать на короткий период, например, на время поста. Ибо надолго взятые не по духовному возрасту принципы воздержания могут оказаться болезненным и даже вредным испытанием. Духовное перенапряжение также опасно, как перенапряжение физическое или душевное. Очень часто оно вызывает подсознательную жалость к себе, уныние и разочарование.

Так бывает, когда к Богу приходят из страха или из чувства долга. Настоящая христианская жизнь рождается только из позитивного намерения следовать за Христом. И этот путь не только трудный, но и радостный. Однако понимание этого приходит не сразу.