Сергей Васильев - Александр Башлачёв: исследования творчества

Это покаяние кончается такой же отчаянной мольбой:

Последние строки апокалипсичны — предвестники начала конца.

Песня «Вечный пост» строится на переосмысленных евангельских и фольклорных образах. Однозначно истолковать метафоры Башлачёва нельзя, потому что они «туго завязаны» («Слыша B. C. Высоцкого»), то есть переросли в символ, а символ, в высшем его понимании, нужно не анализировать, а чувствовать и слушать, как музыку [47] См. манифесты символистов (А. Белого, Вяч. Иванова) о неисчерпаемости и музыкальности символа. . «Имеющий уши да слышит» (Откровение от Иоанна). «Имеющий душу да дышит» (Башлачёв). Постижение вопроса, как [48] Башлачёв сказал свое слово в вопросе «Как». Самые оригинальные метафоры Башлачёва рождены из переосмысления устойчивых сочетаний или нарушения фразеологических единиц. Слова, выпавшие из устойчивых сочетаний, продолжают нести в себе все значения и, вступая в новые связи, очень сильно расширяют смысловые границы высказывания. Можно думать, что Башлачёв нашел простой путь к бесконечности образа-символа. Синтаксис Башлачёва эллиптический, предложение нужно «реставрировать», чтобы прочитать мысль. Каждый «реставратор» может по-разному заполнить пропуски. Например, так: «Нынче — Скудный день. Горе — (куют) горном, да (подавая) смех в меха! // С пеньем на плетень (взлететь) — горлом (выпустить) — красного петуха». Индивидуальному стилю А. Башлачёва нужно посвящать отдельное исследование. созданы оригинальные метафоры Башлачёва, не должно быть самоцелью, важнее, пожалуй, понять — зачем.

Чтобы узнать, как отвечал себе на этот вопрос А. Башлачёв, можно вернуться в начало статьи и перечитать отрывок из интервью. Можно вспомнить слова другого поэта XX века: «Живое слово разбудит уснувшую душу» [49] С. Есенин. Ключи Марии. . Такое «зачем» актуально сейчас, как никогда.

Башлачёв видел роль поэта в том же: будить уснувшие, греть замерзшие души. В этом плане песня «Тесто» — продолжение цикла — есть притча, говорящая о подобной чудодейственной силе Слова:

Далее следует диалог с Тем, Кто завещал, но не научил, как «возлюбить ближнего своего».

И лирический герой получает ответ:

И опять в почти евангельскую притчу о любви, об истинном пути, о Слове вплетается русская народная сказка. Сказка-аллегория про Колобка, давно потеряв в памяти людей свой первоначальный смысл [50] Изначально народ заложил в сказку календарную символику — информацию о луне. В старинном варианте этой сказки каждый встреченный колобком зверь откусывал от него по кусочку. Так круглая «луна» становилась все меньше, превращаясь в месяц. Когда же дошла очередь до лисы, то от колобка-луны осталась одна горбушка. И она исчезла… Лиса — символ затмения (в других сказках — символ ночи, зимы…). С утратой мифологического сознания сказку стали воспринимать не как символическую, а как аллегорическую и дидактическую: осуждение легкомысленной неосторожности и хвастовства. Лиса — аллегория хитрости. , легко поддалась трансформации и переосмыслению:

Колобок стал метафорой слова. Напряженность образа огромна: крик на краю гибели у о врага , у «самого гроба казенной утробы» — Колобка ведь должны съесть. Там же, в утробе, рождается слово, крик, «как пар от… гор ячего слова». Корень «гор» многозначен, и на уровне корней начинается диалог: горячий — горе — горний (небесный)… Поэтому все не зря: испеченный из звездной мукИ / мУки, пропитанный болью, «да дракой, да поркой», Колобок-Слово погибнет для любви и света. Но…