Туре Гамсун - Спустя вечность

«И опять о том же.

Никогда в жизни у меня ничего не было с Анной Мунк, она сама распространяла эти сплетни, и люди ей верили. Никогда в жизни я не спал с нею, никогда не целовал ее никогда даже не отвечал на ее письма. Я избегал ее, как только мог, но отделаться от нее было трудно, в Ляне она вела себя так, что у меня не было ни минуты покоя, и фрёкен Хаммер пришлось отказать ей от дома. Мне отвратительна сама мысль о ней, люди, которые верят этой сумасшедшей, постоянно укоряют меня ею. Камергерша Гаде довела это до моего сведения. Фру Огорд или какая-то другая лживая сволочь сказали об этом тебе — но все это наглая ложь, придуманная А.М., и она это знает, но она так долго находилась во власти своего воображения, что и сама верит в это. Ей бы написать об этом книгу. Она абсолютно безумна. Меня корчит от необходимости опровергать эту ложь, вот-вот вырвет».

В 1932 году отцу было семьдесят три года, и он считал, что уже навсегда освободился от этих преследований, которые тянулись годами. Они начались еще до его первого брака, но их волны докатились и до второго, не пощадили они его и много времени спустя, когда он в восемьдесят семь лет сидел на допросах у профессора Лангфельдта. И это невзирая на то, что задолго до этого эксперты-графологи твердо заявили, что часть анонимных писем, которые он получал долгие годы, написаны писательницей Анной Мунк.

Мое первое соприкосновение с искусством произошло в гостиных Нёрхолма. Правда, несколько картин я помнил еще с тех пор, когда мне было четыре года и мы жили в Хамарёе.

Отец никогда не был коллекционером картин в прямом смысле этого слова. Выражение «коллекционер» больше подходит тем, кто собирает антиквариат, мебель, часы. Однако, когда дело касалось обстановки дома, у него был вкус, свой собственный вкус. А относительно картин с его мнением считались даже друзья-художники, он был консервативен, но тем не менее предпочитал более современный чистый цвет. Однажды он рассказал мне, что долго не мог забыть два желтка с картины Людвига Карстена {50} 50 Карстен Людвиг (1876–1926) — норвежский живописец. — их хотелось съесть прямо с полотна! К сожалению, я не видел этой картины, но Карстен никогда не был натуралистом.

Когда мои родители в 1911 году переехали в Хамарёй, чтобы создать там себе прибежище на будущее, этот дом тоже предстояло обставить. Отец покупал картины и небольшие скульптуры, не все подряд, что подвернется под руку, но постепенно, год за годом, когда у него были на это средства. Мама редко участвовала в этих покупках, несмотря на то, что обладала безупречным вкусом в отношении живописи, приобретать мебель и часы она целиком и полностью доверяла ему.

Картины в Нёрхолме.Все эти годы они висят на своих местах, ничто не изменилось, только прибавилось несколько картин, которые отец купил по моему совету в начале тридцатых годов.

В столовой висит картина — первая, которую я увидел в своей жизни. Петух и две курицы на насесте, написанные Турстейном Турстейнсоном. Помню, висящую там же, большую картину Хенрика Сёренсена, это его ранняя работа — девушка, греющая протянутые к огню руки. Там же развешаны картины А. К. Сварстада, Хенрика Люнда, Халвдана Стрёма и стоит бюст отца, сделанный Густавом Вигеландом.

Я перехожу в большую гостиную. Над роялем — полотно Скредсвига и сбоку от него Кристиан Крог, здесь же и ранняя живопись Кая Фьелля, а над диваном — портрет мамы кисти Хенрика Люнда. Залу украшает большое декоративное панно с садовым мотивом Турстейнсона, а еще работы Халвдана Стрёма, Улы Абрахамссона и Арне Кавли {51} 51 Сёренсен Хенрик (1882–1962), Сварстад Андерс (1869–1943), Стрём Халвдан (1863–1953) — норвежские живописцы. Вигеланд Густав (1869–1943) — крупнейший норвежский скульптор. Скредсвиг Кристиан (1854–1924), Крог Кристиан (1852–1925) — норвежские живописцы. Абрахамссон Ула (1883–1980) — норвежский живописец и график. Кавли Арне (1878–1970) — норвежский живописец. .

Между прочим, о Кавли.

Я хорошо помню этого стройного благородного человека. В довоенные годы мы часто видели его, он жил тогда в Рённесе под Гримстадом. Там он писал свои напоенные солнцем летние пейзажи, идиллические сады с зонтиками, синее море с белыми парусниками и шхерами. Принадлежащие его кисти картины в Нёрхолме более ранние, они тяжелее, насыщеннее по колориту, но одна из них — осенний пейзаж, относится, наверное, к его лучшим работам. У нее своя история, связанная с самим художником, и мне хочется рассказать ее, хотя тем самым я и нарушу хронологию, которой пытался придерживаться до сих пор.

В 1945 году, когда мои родители и Арилд по известным причинам отсутствовали в Нёрхолме, власти решили провести там оценку имущества. Управление по компенсации, ставшее после войны самостоятельным учреждением, интересовалось, чем можно поживиться из Гамсуновской собственности, включая дом, лес, земли, предметы искусства и мебель.

Арне Кавли, жившему неподалеку, предложили оценить картины, висевшие в гостиных и в зале Нёрхолма. Он пришел, и единственный из всех вежливо поздоровался с женой Арилда Брит и моей сестрой Эллинор, которые тогда вместе с маленьким сыном Арилда и Брит Эсбеном жили в Нёрхолме.

Кристиан Юртвейд, старый плотник отца, двадцать лет назад руководивший строительством в Нёрхолме, тоже дал свое согласие участвовать в оценке того, что касалось его компетенции. Я не помню, правую или левую руку он потерял когда-то в нашей соломорезке. Во всяком случае, именно он оценивал здание и — правой или левой рукой, — составил под диктовку остальных оценщиков длинный перечень нашего имущества. Он был знающим человеком, в этом не было никакого сомнения. — Счастье однорукого уже в том, что он не лишился обеих рук… написал однажды его работодатель.

Я сам, как известно, тоже, не мог присутствовать там во время этого «действа», но с радостью приветствовал бы тогда ловкого и умелого Кристиана, который двадцать лет назад был другом моего отца.

Горечь?.. Нет, просто всегда любопытно наблюдать за людьми в разных ситуациях, подмечать выражение лиц, выдающее сознательные или бессознательные реакции, что-то глубинное. Это куда интереснее, чем ситуация сама по себе.

Начали с верхнего этажа, где не было никаких ценных предметов искусства. Потом спустились на первый, и тут мне хочется привести короткую цитату из книги Торкиля Хансена «Процесс против Гамсуна»:

«Тут уже главным экспертом был Арне Кавли, он выступил вперед и взял инициативу в свои руки, переходя от картины к картине. Несколько мгновений он смотрел на картину, потом снимал ее с крюка и искал на обратной стороне подпись художника или дату. После этого он называл цену. Если оценщики и раньше были уже разочарованы, это было ничто по сравнению с тем, что они испытали теперь. Стоимость картин, называемая Кавли, была до смешного низкой, и если бы не было известно, что он выбран оценщиком в соответствии со строгими с политической точки зрения критериями, можно было бы усомниться в истинности его патриотизма…»