Александр Колмогоров - Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

Вторник.

Серёжа меня избегает и даёт понять — я ему неприятна. И у меня сложилось к нему какое-то странное чувство. Без него скучаю и тоскую. А лишь только увижу — прямо-таки отвращение. Мы взаимно ненавидим друг друга в лицо. А за глаза, как знать, может быть он и не питает ко мне вражды. Я люблю его, когда он вдали от моего тела. А возле моей души он всегда.

Воскресенье.

Вчера был «Мир Искусств». Я была с Юлей. Всё по-прежнему. Если не считать одного прямого взгляда Сергея. Обычно он смотрит на меня сбоку, а вчера прямо в глаза, как когда-то с вопросом на губах, а вовсе не с тем, что в глазах. Но мне от этого стало ещё тяжелей.

С несколькими друзьями мы вышли на «воздух» и пошли к парку. Борис стал петь. Слова печального романса резали мне душу, а его звуки лились жгучею волною в открытую глубокую сердечную рану. Я не выдержала и расплакалась. Вернулась, когда совсем успокоилась, и только острая головная боль давала знать о недавнем пережитом. Что же Серёжа? Он всё так же холоден и ужасен дикостью неукротимого зверя. Но я всё-таки от этого не могу его не любить. Что меня заставляет это делать? Не знаю!

Четверг.

Мы на «Вы», а в то же время я чувствую его близость. Он стал смотреть мне прямо в глаза и не так дичиться. Господи! Эти зеленовато-серые с таким злым огоньком глаза сводят меня с ума. Рот вечно кривится в какую-то насмешливую улыбку. Я не могу вынести его проницательного взгляда.

Вторник.

Есть только один человек, который мне близок, как друг — это Лука.

С ним я держу себя свободно, и у нас установились милые дружеские отношения. Иногда я его поддразниваю Ниной Дубинской, но, конечно, всё это в шутку.

Четверг.

Предчувствия не обманывают. Серёжа переменился. В гимназии мы не разговаривали, но когда пошли играть в крокет, он сам предложил сыграть с ним в одной партии. Что случилось? Неужели вернулось моё солнышко, рассеялись тучи в моей душе, и оттуда замигала маленькая, но яркая звёздочка! Неужели Ты, Всемогущий, услышал мои мольбы! Моя душа ликует и прыгает. Да! В нём сидят две Веры. Первая — это Жвания. А вторая — Вера из «Обрыва». Он подошёл с лаской и на «ты». Милый, родной, за что я так тебя люблю. Господи, укрепи мою и его любовь, если это возможно! Я так счастлива!

Суббота.

Вот и кончился ещё один год. Грустно расставаться на целое лето со всеми классными порядками. Я перешла в 5 класс. Все учебные залы украшены зеленью и цветами. За доску воткнули пальмовых листьев, кипарисовых веток и спустили гирлянды пахучих азалий. Восьмиклассники несли в креслах всех учителей с последнего урока в учительскую, а возвращаясь, пели «Gaudeamus» — старинную студенческую песню на латинском языке. Вчера выставили отметки «прощальные аттестаты» за 4-й, 7-й и 8-й классы. Лиля сказала мне, что Серёжа после Пасхи уедет и больше уже не вернётся. Какая она бессердечная, зная, как мне ужасно тяжело! В последнее время я стала подумывать о смерти, это доходило до отчаяния. Но мой поступок погубит маму. А иногда так трудно сдержаться…

Понедельник.

Сегодня выдают аттестаты. Думаю за лето подготовиться в 6-й класс. Вчера состоялся литературный вечер с поэтом-футуристом В. Каменским. Он читал довольно интересно. Мама смеялась, когда я пересказывала ей его стихи. Вечер провела с Ирой. Она меня понимает. Я поделилась с ней своими ощущениями, оказалось, и у неё бывают такие же переживания.

Пришла Лиля и передала от Серёжи, что я ему нравлюсь, но любить меня он не может, хотя у него и бывают минуты, когда хочется любить именно такую, как я. Дай-то Бог, чтобы это было правдой. Перед глазами стоит его портрет: среднего роста, с чёрными как смоль волосами; светло-карими, иногда жёлтыми, глазами, в которых горит какой-то злой огонёк. Но этот огонёк иногда делается очень мягким и добрым; лицо покрыто веснушками, но не сильно, а подбородок раздвоен глубокой ямкой, которая дрожит при смехе; одевается опрятно и отлично знает бокс…

Ужас! Вчера (11 декабря 1917 года — А. К. ) на даче задушена вся семья 78-летнего царского сановника Горемыкина [808] Отпевали кавалера всех российских орденов и бывшего председателя Совета Министров (январь 1914-январь 1916 гг.) И. Л. Горемыкина в Свято-Никольском соборе Сочи, находившемся в начале Ореховой улицы на Хлудовской стороне. — он, его жена и дочь с мужем-дипломатом. Преступников ищут, но вряд ли найдут.

Пятница, 22 ноября 1918 года.

Закончила ещё один дневник, четвёртый по счёту. Хочу вести его так же, как и предыдущий, то есть не стесняясь ни в выражениях своих мыслей, ни в чём-либо другом вообще. Я постараюсь оградить его от всякой цензуры, ибо думаю вести ещё откровеннее прежнего. Ведь в августе мне уже исполнилось пятнадцать лет.

Для начала попробую описать некоторых из моих друзей. Первая — сестра Зоя. Это весёлая, здоровая девочка 13-ти лет, но на вид ей можно дать и 15. Она много читает, её очень интересуют вопросы жизни в самом их реальном смысле. Эту жизнь она старается узнать из каких только можно источников, но от всех это скрывает и знания свои получает под шумок.

Не могу сказать, что она злая, но до безумия капризна и избалована. И поэтому позволяет себе говорить мне и маме много дерзостей. Маму это убивает, а Зоя увлечена сама собой. Ей кажется, что она очень красива или, по крайней мере, интересна. У неё карие глаза, белокурые волосы, вздёрнутый «интернациональный» нос и довольно большой рот. Но главное её несчастье — она лопоухая. Иногда, правда, сестра бывает миленькая, но до красоты ей далеко.

Зоя увлекательная натура, довольно постоянная в любви. Если любит, то уж об этом все будут знать в очень скором времени. Язык у неё непомерной длины, даже на свои тайны… В последнее время стала писать стихи и воображать себя поэтессой, но это ей простительно. Могу добавить, что она большая и врождённая кокетка.

Наташа. Это наша общая подруга, хотя Зое она подходит больше по характеру. Но так сошлись обстоятельства, что она стала и моей подругой. Это довольно красивая девочка лет 14-ти. Крупная, полная, с очень изящной головкой, вполне пропорциональной телу. Она весёлая хохотунья, но не могу сказать, чтобы была очень умна. Ум у неё есть, и он, без сомнения, разовьётся и выйдет наружу. Когда она зайдётся в смехе, то не знает удержу, и в такие минуты может выкрикнуть или сказать какие угодно глупости.

Говорить с ней серьёзно мне приходилось редко, но в этом случае она держит себя умно и осмысленно. Её плохая черта — лживость, причём совершенно естественная. Любит прихвастнуть знакомыми артистами (её мать актриса) и своим французским, которого никто из нас здесь хорошо не знает. Могу заметить, что в Наташе нет прирождённого чувства изящества. Может оно ещё и разовьётся, но сейчас она проста до невозможности.