Александр Колмогоров - Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

И зимний сезон в «Городском театре имени А. И. Текутьева» труппа господ Болдырева и Бельского открыла лишь… 18 декабря! А фруктовый сад Колмогоровых, как и вишнёвый сад в пьесе известного классика, не уцелел. В лихолетье революций и Гражданской войны он промёрз и разделил участь канувшего в Лету самого уважаемого сибирского сословия.

С конца декабря 1913 года начинающий поэт Георгий Иванов, расставшись к тому времени с Осипом Мандельштамом, стал появляться в ночном литературно-артистическом кафе «Бродячая собака» на Михайловской площади Петербурга с новым другом — Георгием Адамовичем. Познакомились они на лекции Корнея Чуковского о футуризме в Тенишевском училище 13 октября. Несостоявшийся юнкер, член «Цеха Поэтов», и студент Петербургского университета быстро почувствовали больше, чем просто товарищеское влечение друг к другу, получив шутливое прозвище «два Жоржика».

Запомнил Георгия Адамовича и Николай Гумилёв, приглашенный однажды с Анной Ахматовой весной 1910 года на гимназический спектакль-мистерию по пьесе «Король прекрасен». Несмотря на провал представления, осмеянного и освистанного собравшейся публикой, автор поэтических сборников «Путь конквистадоров», «Романтические стихи» и «Жемчуга» счёл необходимым морально поддержать 18-летнего «драматурга и режиссёра» и, отыскав того за кулисами, протянул руку со словами: «Я не знаю, отчего они смеются…» [781] Журнал «Дружба народов», № 10, стр. 184–187, М., 1995 г.

Позже, встретившись с ним в знаменитом университетском коридоре, Николай Степанович таким запечатлел образ новоявленного студента: «…Небольшого роста, с большими красивыми глазами он выделялся среди толпы студентов своей изящностью и скорее походил на произведение искусства, чем на вихрастых юнцов…» [782] И. В. Одоевцева. На берегах Невы, стр. 212. М., 1988 г. Будущий теоретик акмеизма ещё не предполагал в нём своего ученика, заявившего о себе строками:

Вечер 6 января 1914 года в «Собаке» по воспоминаниям поэта Бориса Лившица проходил оживлённо. К 11 часам с парадного входа появились Гумилёвы: «…Затянутая в чёрный шёлк, с крупным овалом камеи у пояса вплывала Ахматова, задерживаясь у входа, чтобы по настоянию кидавшегося ей навстречу Пронина вписать в „свиную книгу“ свои последние стихи:

В длинном сюртуке и чёрном регате, не оставлявший без внимания ни одной красивой женщины, отступал, пятясь между столиков, Гумилёв, не то соблюдая таким образом придворный этикет, не то опасаясь „кинжального взгляда в спину…“»

Медленно продвигаясь по залу, он ощутил на себе любопытные взоры очаровательно-грациозных спутниц «двух Жоржиков». Знакомство с близкими подругами-танцовщицами, страстными поклонницами ритмической гимнастики по системе Жака-Далькроза [783] Швейцарский композитор и педагог Э. Жак (1865–1950). Основал свой институт в Геллерау, близ Дрездена. , Татьяной Адамович, младшей сестрой Георгия, и француженкой Габриэль Тернизьен, актрисой студии Мейерхольда и подругой Георгия Иванова, состоялось в тот же вечер.

Черноволосая, с огромными, как и у брата, бледно-серыми глазами и тонкими изящными руками выпускница Смольного института благородных девиц 1908 года (с правом на серебряную медаль) очаровала синдика «Цеха Поэтов» помимо внешности и необычайно интонированной речью (переливом «р» и «л» и особенно заострённым звучанием всех «и»). Так начался первый «официальный» роман Николая Гумилёва с 23-летней студенткой Института Далькроза Татьяной Адамович, который продолжался в течение 1914–15 годов и даже получил в историографии поэта собственное имя — «период Адамович».

В Смольном увлечение танцорки Тани, как её с детства называл отец, искусством пластических ритмических движений прима-балерин Большого театра Рославлёвой и Гельцер, которых ей посчастливилось ребёнком видеть в «Спящей красавице», только усилилось. Она, одна из лучших учениц класса по французскому языку, совершенствуется в нём ещё год в частной гимназии Оболенской и уговаривает мать разрешить брать уроки хореографии у талантливого педагога, блистательной в прошлом балерины Императорских театров Е. П. Соколовой. Постигая науку танца, до нюансов поклонов царской ложе и даже галёрке, ей удалось заслужить рекомендательное письмо Евгении Павловны к художественному руководителю и балетмейстеру первого «Русского сезона» в Париже М. М. Фокину. Она присутствует на его репетициях, вплоть до «генеральной» 18 мая 1909 года, в муниципальном театре Шатле.

Вернувшись в Петербург, Таня решает посвятить свою жизнь танцевальному искусству. Упрямая и самостоятельная, она первым делом и не без труда находит работу учительницы французского языка в частной гимназии Хворовой. В дополнение к балетной школе Соколовой берёт уроки у жены и сподвижницы самого Фокина — балерины Веры Фокиной. Осознавая, что глупо начинать карьеру балерины в 20 лет, она настойчиво ищет выход, не подозревая ещё, что «собирая хворост», очень скоро дождётся огня с Неба!

Из письма Георгия Адамовича к сводному брату Борису в Вильно от 19 февраля 1911 года:

Дорогой Боря!

У меня к тебе большая просьба. Исполни её, если это не очень затруднит тебя, — пришли мне, пожалуйста, 18 рублей. Мне досадно просить денег, тем более что, говоря откровенно, я мог бы обойтись и без них. Дело вот в чём. Ты, может быть, слышал о ритмической гимнастике Далькроза? Если ты не знаешь её, то не буду и писать тебе о ней. Было бы слишком длинно. Собственно, определение «гимнастика» — неудачно, потому что и принципы и, главное, цели у Далькроза совсем не «гимнастические».

Результаты, которых он достигает, поразительны. Сама школа около Дрездена (в Геллерау). У нас же образовалась небольшая группа, кажется, первая и единственная в Петербурге. Это совсем новое дело. В группе я и Таня принимаем участие.

Когда я начинал занятия, у меня был хорошо оплачиваемый урок и я знал, чем буду платить нашему учителю. Теперь я его потерял — моя ученица неожиданно выдержала экзамен. И мне нечем заплатить за обучение. Я дома никому, кроме Тани, конечно, не говорю о своём обращении к тебе. Мне легче просить у тебя, чем у мамы, потому что знаю — тебе легче дать. Я буду искать уроков и отдам. Деньги принесут, вероятно, прямо на квартиру, но ты всё-таки не пиши лучше ничего на переводе. На всякий случай. Прости, что прошу денег. Целую тебя крепко. Твой Жоржик.