ДЖЕМС САВРАСОВ - МОИ АЛМАЗНЫЕ РАДОСТИ И ТРЕВОГИ

Пройдя около десятка километров, я услышал звук мотора, компаньоны меня догоняли. Как договорились, они должны были взять меня на борт, поскольку выше пошли плёсы, и я уже не был лодке в тягость. Но когда лодка приблизилась (шли они посредине реки и меня пока не видели), передо мной оказался ручей, довольно глубокий, и я побежал искать брод. В полусотне метров я его нашел, но место оказалось отгороженным от реки намытой этим ручьем террасой, поросшей высоким кустарником. С реки меня не было видно, хотя лодочникам казалось, что берег хорошо просматривается. Пока я выбежал на открытое место, лодка ушла далеко вперёд.

Делать нечего, я побрел пешочком дальше, хотя уже изрядно подустал. Знал, конечно, что они меня будут искать и шёл им навстречу. Через какое-то время я услышал, что лодка возвращается. Дойдя до намеченного места и меня на берегу не обнаружив, компаньоны были весьма удивлены, но поняли, что я где-то остался на берегу незамеченным. Разгрузив лодку и оставив Потапова оборудовать лагерь, Чайников вернулся меня разыскивать. И надо же было случиться, что когда лодка приблизилась, я вновь оказался в той же дурацкой ситуации: ручей, намытый им мысок галечника, поросший кустами и закрывающий от меня реку. Пока я обегал его, лодка ушла вниз, Чайников меня снова не увидел.

Тем временем начала портиться погода. Пошёл дождь, потом мокрый снег, похолодало, и мне стало не по себе. Добираться по мокрым косам до места предполагаемой стоянки, да ещё в темноте (стало смеркаться) совсем мне не светило. Когда лодка снова шла вверх, было уже довольно темно, мне мог помочь только костёр (фонарика при себе не оказалось; обычная растяпистость, да такую ситуацию и трудно было предвидеть). Но разводить костер против мелководья тоже было нельзя, моторист мог порвать шпонку, приближаясь к берегу. Пока я добежал до глубокой около берега воды, пока возился с костром (в мокроте и без сухих щепок развести его совсем непросто), Чайников снова пропорол мимо. Но хорошо то, что шпонку он очередной раз все-таки порвал, и порвал где-то выше по реке. Пока он с ней возился и лодку течением сносило вниз, я успел в пределах его видимости развести костер. Только тогда он меня заметил. Тихонько подрулив к берегу, он подобрал меня и доставил к месту их высадки. Там уже стояла палатка, в ней натоплена печка, раскинуты спальники, на костре кипела уха (Женя успел наловить ленков). Меня отогрели спиртом, напоили чаем, накормили ухой, и мрачная перспектива мокрой ночевки около костра сменилась лучезарной — в тепле и уюте. До чего же приятно после подобной передряги засыпать в сухом спальном мешке внутри тёплой палатки.

Таким вот образом на открытом берегу реки в ясный солнечный день оказался не замеченным товарищами, плывущими по реке и видящими каждый крупный камень на берегу, не только движущегося человека. Без Синильги тут дело, конечно, не обошлось.

Второй казус произошел со мной и Женей в тех же местах двумя годами позднее. Точно так же мы ждали вертолета по окончании полевых работ. С нами были двое маршрутных рабочих и один кандидат наук. Рабочие и кандидат жили в бане, построенной когда-то Юрием Петровичем Беликом, а мы с Женей поставили поблизости палатку и устроились в ней. В бане места было много, но мы предпочли всё же палатку с добротной печкой, благо, в дровах недостатка не было.

Как-то наши рабочие и кандидат отлучились на рыбалку, а мы с Женей, поужинав, стали устраиваться на ночлег. Постелили на земле кошму, раскинули спальники и залегли. Печка топилась, в палатке было тепло и ничего не предвещало близкой катастрофы. Засыпая, я вдруг почувствовал, что в палатке посветлело и пахнуло дымом. Открыв глаза, увидел, что палатка горит и над нами уже чистое небо. Женя тоже не успел заснуть и выскочил из спальника.

Кто когда-либо горел в палатке, знает, что брезент горит очень быстро. Несколько секунд и нашей палатки не стало. Догорали и тлели лишь приземленные борта, которые мы в темпе стали затаптывать ногами. Спальники, кошму и рюкзаки успели откинуть в сторону, и ничего из вещей не пострадало. Вокруг сгоревшей палатки потушили пламя быстро, за исключением одного ее угла, где огонь вспыхивал вновь и вновь. Едва мы его уняли. Как оказалось, при последующем разборе ситуации, там в кармашке палатки находились флакончики с бензином, которым заправляли обогреватель рук (был у нас такой приборчик). От нажима сапога флакончики лопались, и бензин вспыхивал по-новой.

Управившись с огнем, мы перетащили вещи в баню и устроились там на нарах. Остатки сгоревшей палатки и все следы пожара ликвидировали, как будто ничего и не случилось. Поздним вечером явились рыбаки, за ужином кандидат вдруг заинтересовался, почему мы с Женей в бане, а не в своей палатке. Потапов только этого вопроса и ждал.

— В какой палатке? — осведомился он.

— Ну, в той, где вы жили.

— Не знаем мы никакой палатки, мы всё время жили в бане.

— Да, не может быть, вы же вчера ставили палатку, — упорствовал кандидат.

— Ничего мы не ставили, лишь примерялись, а если тебе почудилось, то окстись, может, наваждение пройдет. И не пей лишней рюмки из запасов Саврасова.

Так мы и не сознались, что палатку сожгли. Рабочие хоть и догадались, но помалкивали, а кандидат так и остался в неведении.

А причиной пожара оказалась печка. День был довольно ветреный. Дверка палатки не была закреплена и колыхалась туда-сюда. И при сильном порыве ветра зацепила угол печки. Сухой брезент моментом вспыхнул, и палатки как не бывало. Вот так два бывалых полевика проморгали возможное загорание от топящейся печки. Даже для новичков подобное ЧП было бы непростительным, а нас, конечно, извинить было нельзя. Благом явилось лишь то, что мы не успели заснуть. А если бы пожар начался во время сна, то так легко мы бы не отделались.

Сколько может выдержать человек в якутской тайге: один, без еды, без огня, без крова, без теплой одежды и обуви, без защиты от гнуса в самое комариное время? Опытный таежник скажет: две недели, не более, а потом человек не сможет двигаться, будет лежать обессиленный и умирать от голода. Так вот: этот опытный таежник будет неправ. Чистым экспериментом стал случай в Амакинке в 1981 году. Запас жизненных сил в человеческом организме, оказывается, на удивление большой. Добавим, правда, в хрупком женском организме.

15 июня 1981 года из своей палатки в лагере отряда Эрика Алексеева (партия Б. Н. Полунина) исчезла студентка-практикантка Наташа Косорукова. Вышла утром в лес по своим делам и... пропала. Ни в обед, ни вечером в лагере не появилась. Не пришла и на следующее утро. Хотя ночи в июне светлые, она могла вернуться и ночью. Стало ясно: заблудилась в лесу, сама выйти не может, надо что-то предпринимать. Поиски близ лагеря результатов не дали, на крики и выстрелы Косорукова не отзывалась. Значит, отошла от лагеря далеко, если не случилось худшее (нападение медведя было маловероятным, но не исключалось).