Валерий Михайлов - Михаил Лермонтов. Один меж небом и землей

Как будто для земли она

Была на небе сложена.

……………….

И входит он, любить готовый,

С душой, открытой для добра;

И мыслит он, что жизни новой

Пришла желанная пора…

Какой искренней прямотой исполнено его чувство!..

Тамаре, напуганной этой могучей, влекущей любовью, и грядущим «адом», Демон откровенно говорит:

Искушение? Возможно. Но – не обман.

Поистине, Демон «в любви, как в злобе», неизменен и велик!.. Тамара погибает от поцелуя Демона: как и обещал, он дарит ей вечность за миг. И странной улыбки, что застыла у нее на устах, никто не может разгадать:

Что-то да есть. «Смертельный яд его лобзанья» проник в монахиню и запечатлелся на ее последней улыбке…

7

Демон – отражение в поднебесье и в небесах лермонтовского духа.

Этот образ рос, проявлялся и воплощался в слове вместе с самим поэтом и, наверное, потому попросту не мог быть законченным, как не завершается же вместе с земной жизнью человеческая душа. Это – осмысление земного существования и всего мироустройства с высоты вечного полета души. небу зачем-то не хватает земли : Демон, увидев впервые Тамару, вдруг возненавидел свою свободу, «как позор», и свою власть – и позавидовал невольно

И самому Лермонтову в будущей вечности недостает земного; в одном из стихотворений он напрямую говорит: «Что мне сиянье Божьей власти / И рай «святой»! / Я перенес земные страсти / Туда с собой». Наконец, речи Демона к Тамаре так похожи на любимые мысли Лермонтова о ничтожестве земных печалей, бренности человеческой жизни и труда.

По справедливому замечанию Сергея Андреевского, поэма «Демон» из всех больших произведений Лермонтова «как бы наиболее связана» с представлением о его музе.

«Поэт, по-видимому, чувствовал призвание написать ее и отделывал всю жизнь. Всю свою неудовлетворенность жизнью, т. е. здешнею жизнью, а не тогдашним обществом, всю исполинскую глубину своих чувств, превышающих обыденные человеческие чувства, всю необъятность своей скучающей на земле фантазии, – Лермонтов постарался излить устами Демона. Концепция этого фантастического образа была счастливым, удачным делом его творчества. Те свойства, которые казались напыщенными и даже отчасти карикатурными в таких действующих лицах, как гвардеец Печорин, светский денди Арбенин или черкес Измаил-Бей, побывавший в Петербурге, – все эти свойства (личные свойства поэта) пришлись по мерке только фантастическому духу, великому падшему ангелу».

С.Андреевский продолжает:

«Этот скорбящий и могучий ангел представляет из себя тот удивительный образ фантазии, в котором мы поневоле чувствуем воплощение чего-то божественного в какие-то близкие нам человеческие черты. Он привлекателен своею фантастичностью и в то же время в нем нет пустоты сказочной аллегории…

…Наконец, он преисполнен громадною энергиею, глубоким знанием человеческих слабостей, от него пышет самыми огненными чувствами. И все это приближает его к нам».

По Андреевскому, Демон – даже не падший ангел: причина его падения осталась в тумане, это скорее – ангел, упавший с неба на землю, которому досталась жалкая участь «ничтожной властвовать землей». «Короче, это сам поэт».

Близок к этому определению Александр Блок: он считал, что Демон – «падший ангел ясного вечера». – Чуть расплывчато, но поэтично.

Итак – ангел, упавший с неба . Но зачем? Не затем ли, чтобы взять здесь земное как недостающее ему там ? Ведь и в раю этот «счастливый первенец творенья» чувствует какую-то неполноту своего счастья…

Стало быть, ему необходима любовь – земная любовь. Земная – по месту в мироздании, но небесная по существу: непорочная, гармонически невинная, дающая единственную надежду на спасение. небо чем-то не устраивало печального демона, коль скоро – правда, непонятно за что – он был изгнан из рая. (Впрочем, намек на разгадку его вины дает его определение своих врагов – ангелов: бесстрастные .) Однако Демон верит, что ожил бы для неба и предстал бы там, «как новый ангел в блеске новом», если был бы одет

Вот и потому еще он так страстно, так огненно добивается любви Тамары. И на недоуменный вопрос монахини, слабеющей от его могучего напора: зачем меня ты любишь? – Демон отвечает:

Итак, в отличие от единосущных ангелов, Демон страстен – оттого и такая необъятная жажда познания добра и зла, и такая сила чувств, и такая власть над землей. Его желание ненасытно – обладать всем земным и небесным: небесным в земном, и земным в небесах. Он, возможно, хочет стать властительнее самого Бога, недаром на возражение Тамары: «Нас могут слышать!..» – Демон небрежно отвечает: «Мы одни». – «А Бог!» – «На нас не кинет взгляда: / Он занят небом, не землей!»

Тамара, последним усилием воли, заклинает Демона отречься «от злых стяжаний», и Демон без раздумья клянется (его клятва добавлена в седьмой редакции поэмы, декабрь 1838 года), – но странна эта клятва Демона, в которой небо перемешано с адом и землей :