Амани Уисааль - Проданная в рабство

– В следующий раз, если осмелишься еще раз произнести что-нибудь в этом духе, вырву твой язык! – пообещал Господин напоследок.

Он попросил меня не принимать это происшествие близко к сердцу, пояснив, что его любовь ко мне слишком сильна, чтобы сносить подобные высказывания.

Я видела, как русского гостя вынесли без сознания из дверей ресторана. Мой Господин торопливо шел к машине, он был мрачнее тучи.

– Неужели родители не объясняют, что желать чужую собственность – губительно не только для души, но и для тела? – прорычал он. – Я больше не буду брать тебя на встречи с твоими соотечественниками. Я надеялся, ты развлечешься – сможешь пообщаться на родном языке с представителем своей расы, а этот человек не достоин даже находиться с тобой в одном помещении, Айсу!

– Куда ты все время от меня улетаешь? – одернула меня сестра и предложила отправиться по нескольким заведениям, в которых она только мечтала побывать. – Раз уж у нас кутеж, пусть он будет с шиком! И знай, Скарлетт, я не стану мелочиться, тебе придется раскошелиться на умирающую сестренку.

Я довольно кивнула, мне нравилось, что она наслаждается жизнью и свободой.

Мы несколько часов шли за верблюдом. Я смастерила горб и ссутулилась, чтобы не привлекать внимания. Нас привели в небольшое поселение, среди барханов был разбит палаточный лагерь. Женщин практически не было, пара старух готовила еду. Я не понимала, на каком языке говорят бедуины, с нами они объяснялись жестами. Нас разделили на две команды: в одной из них были красивые воспитанницы, в другой – прислуга с дефектом. Я оказалась в команде с уродствами. Нам было запрещено переговариваться, бедуин угрожал оружием и кричал, если видел, что кто-то перешептывался. Нас оставили томиться на жаре, тогда как красивые девушки уселись под специальным навесом и им дали воды.

– Посмотри на нее! Королева бедуинов – не меньше! – проворчала косоглазая девушка, глядя куда-то в сторону, я повернулась, заметив рыжеволосую Ясмин, восседающую на верблюде. Она высокомерно смотрела на пленниц и вдруг заметила меня. Я опустила глаза, чтобы не провоцировать ее и, надеясь, что бывшая соперница меня не узнала. Ясмин что-то сказала человеку с жестоким лицом, и он отдал приказ своему прислужнику. Меня выволокли на середину и облили водой, чтобы очистить кожу от золы.

– Ты хитра, но не умна! – произнес мужчина по-арабски. – Знаешь, что будет с остальными? Я их отдам моим людям, чтобы они немного развлеклись, они примут мученическую смерть. Хочешь с ними?

Я молчала. Он что-то сказал своему прислужнику и меня отвели в центральную палатку, охраняемую несколькими вооруженными мужчинами. Там было корыто с водой, в которое меня запихали силой, сдернув одежду.

– Я хочу, чтобы ты стала моей по собственной воле, – произнес грубо человек и показал на настил, который служил ему кроватью. Я стояла перед ним без одежды, с почти отмытым лицом.

– Отпустите меня! – попросила я, из глаз брызнули слезы, я выглядела жалкой и растерянной.

– Я отпущу тебя, но ты должна лечь в мою постель. Другого варианта выбраться отсюда не существует.

Он оставил меня подумать, я обмоталась остатками своей одежды и села в углу палатки. Все шло не так, как хотелось.

– Меня должен был забрать мой Господин! – выдохнула я, давясь слезами.

Я задремала прямо на полу, открыв глаза, я увидела на лежанке полуобнаженного мужчину, на низком столике была еда и фрукты. Он пригласил меня сесть рядом, но я не двинулась с места. Человек неторопливо встал и, взяв здоровенный нож, приблизился ко мне, заставив повернуться спиной. Он сделал первый надрез и пообещал ежедневно наносить мне раны, пока я не стану сговорчивей. Я провела в его палатке сто двадцать мучительных ночей.

Минуты складывались в часы, в дни, в месяцы… Я чего-то смиренно ждала, спина кровоточила и болела.

– Почему бы вам просто не убить меня? – вздохнула я, измучившись от его пристального внимания в течение четырех месяцев.

– Я – человек слова. Ты знаешь ведь, что мне нужно. Просто дай мне это, и я тебя освобожу, – произнес он. – Принеси мне нож и повернись спиной, я поставлю тебе сто двадцать первую метку. Сколько ты еще выдержишь?

Я молчала. Потому как силы мои были на исходе и больше терпеть я не могла. В моих руках было оружие, бандиту видимо не приходила в голову мысль, что я могу воспользоваться временным преимуществом. Нож сверкнул от света освещающего палатку факела, и я завороженно уставилась на лезвие.

– Что ты медлишь? Подойди! – с нетерпением произнес бедуин. Я сделала шаг к нему и резко взмахнула рукой. Чудовище умерло мгновенно, прохрипев что-то неразборчивое перед смертью. Какое-то время я смотрела в его остекленевшие глаза. Он был, как будто удивлен, столь непредсказуемому финалу. Меня затошнило от вида крови, которая щедро вылилась из раны. В голове был хаос, мысли путались, я не знала, что мне делать дальше. Каждая минута промедления приближала мою кончину, если в палатку войдут, то казнь не минуема. Я взяла рубаху мучителя, небрежно брошенную на постели и надела ее, затем тихо выбралась из палатки. Повсеместно горели костры, возле них группами сидели бедуины. Они переговаривались и громко хохотали. К счастью, я проскользнула мимо шумных компаний незамеченной, и покинула лагерь. Куда идти я не знала, удаляясь от ужасного места. Я брела сквозь пустыню несколько суток, изнемогая от боли и жажды. Рубаха присохла к спине, некоторые раны треснули и начали кровоточить. Я больше не могла идти и готова была сдаться. Вдруг я заметила старую полуразвалившуюся лачугу и потеряла сознание.

Я закашлялась, приходя в себя. Открыв глаза, увидела перед собой морщинистое лицо одноглазой старухи, которая что-то громко выкрикивала, заставляя меня пить отвар из глиняной чашки в ее руке. Уже через сутки я восстановилась и смогла подняться. Спина была намазана чем-то липким, но совсем не болела.

– Я должна найти моего жениха! – произнесла я через силу, отчаянно жестикулируя. – Мне нужно в Дубай!

Старуха покривилась и отрицательно покачала головой, похоже, ей не понравилась моя идея. Она пристегнула мою ногу цепью к столбу, который подпирал крышу ее ветхого жилища. Одинокая женщина решила удержать меня возле себя. Старая ведьма научила меня плести шляпы, продажей которых она занималась. Раз в неделю торговка уносила ворох готовых изделий и возвращалась поздно вечером с продуктами. Она сшила мне просторное платье и обувь из какой-то шкуры и соорудила постель. Также она поставило ведро, чтобы я могла справить нужду. Для водных процедур она ставила корыто с водой, которое после убирала. Я стала ее собственностью. Сбежать не представилось возможности, старуха была бдительной и внимательной, несмотря на то, что видела только одним глазом. Я терпеливо ждала своего часа, но просвет в моей горемычной судьбе никак не наступал. От безысходности у меня опустились руки, и я вдруг представила, что доживу в этой лачуге до самой старости, как старуха стану продавать плетеные шляпы и ждать пока в мой дом занесет какого-нибудь отчаявшегося путника, и я его сделаю своим домашним питомцем. Я разрыдалась, надеясь вызвать жалость в сердце хозяйки, но мои страдания ее совсем не трогали. Она лишь пожимала плечами и что-то балакала на не неизвестном мне языке. Я решила, что приложу все усилия, что выбраться из тюрьмы. Мне нужно было добраться до ключа, который лежал в переднике седовласой морщинистой надзирательницы, она его не снимала, и даже когда спала, держала руку на ключе. Несмотря на почтенный возраст, старуха была довольно сильной, по крайней мере, дрова для печки на которой она готовила, пожилая женщина разрубала с легкостью.