Дмитрий Петров-Бирюк - История моей юности

И он побежал по улице дальше, крича одно и то же:

— Выходи!.. Быстро!.. Быстро!..

Я вбежал в горницу и крикнул:

— Поднимайся!.. Тревога!.. Белые наступают!..

— Пошел ты к черту со своими белыми, — ругнулся Дементьев, перевертываясь на другой бок. — И за каким чертом ребятишек зачисляют в Красную Армию?

Но остальные парни вскочили с пола, торопливо стали одеваться. Недовольно ворча, стал одеваться и Дементьев.

Мы с Мотарыгиным вышли из дома первыми.

Грохоча колесами по кочкам, по улице бешено промчалась военная зеленая тачанка. Стоя в ней, солдат с перепуганным лицом гнал лошадей вскачь.

Мы только что спустились с крыльца, как вдруг из-за угла дома раздалось «ура».

Я оглянулся. Размахивая шашками, на нас скакали всадники. На фуражках у них блестели кокарды.

— Белые! — завопил выскочивший на крыльцо Андрей Земцов.

Я заметил, как один из всадников наскочил на красноармейца и взмахом шашки свалил его с тачанки.

Но я не видел, куда девались Мотарыгин и Андрей, и побежал к плетню, намереваясь перескочить его, скрыться в саду. Тяжело навьюченный, я не в силах был перелезть через него.

Между тем белые скакали прямо на меня. Перелезать через плетень было уже поздно. Я прислонился к плетню спиной и стал стрелять в них…

В это время братья Марушкины и Дементьев, выбежав на крыльцо дома, в котором мы остановились, обстреляли белогвардейцев. Несколько человек свалились с лошадей. Остальные крутнулись назад и исчезли за углом.

Около дома, в котором находился ротный командир, нас собралось человек сорок из всего батальона.

— Товарищи! — обратился к нам командир роты. — Прошу спокойствия, без паники… Дело в том, что впереди нас, по-видимому, находятся позиции московского рабочего полка. Ввиду того что беляки зашли нам в тыл, наш батальон или отступил к Калмычку или пошел на соединение с москвичами… Нам остается одно: пойти на соединение с московским рабочим полком… Пошли, товарищи!.. За мной!..

Мы двинулись вслед за своим ротным.

Артиллерийский обстрел усилился. Снаряды, вздымая фонтаны земли, взрывались рядом с нами. Осколки с визгом разлетались над головой. Появились первые раненые.

Мы вышли на окраину хутора. Отсюда были видны горящие на солнце кресты и церковные главы станицы.

— На том вон гребне позиции москвичей, — сказал командир роты.

И действительно мы увидели на пригорке фигурки людей. Перебежками, обстреливая нас, они спускались к хутору.

— А это потому они ведут обстрел, — пояснил Петр Дементьев, — что принимают нас за белых… Чудаки!

— Не иначе как так, — поддержали его старые солдаты. — Они думают, что белые зашли им в тыл.

— Верно, — согласился и командир роты. — Давайте дождемся их. Прыгайте сюда! — приказал он нам, указывая на канаву, прорытую вокруг сада. — Как москвичи подойдут к нам, мы присоединимся к ним и вместе отойдем к своим.

Поджидая москвичей, мы смотрели, как они подходили к нам.

— Вот чудаки-то! — хохотали мы. — Они нас принимают за огромную белогвардейскую силу… Смех берет.

Подойдя к нам метров на сто, цепь москвичей залегла и открыла частый ружейный огонь.

— Вот черти! Дураки! — досадовал командир роты. — Ну как их убедить, что мы свои?

— Послать бы к ним парламентеров, — неуверенно предложил кто-то.

— Верное слово, — подхватил другой. — А то ведь они могут так палить в нас цельный день.

— А есть охотники пойти к ним? — спросил командир роты.

— Я пойду, — охотно отозвался молодой чернявый солдат Ковешников.

— Надо вдвоем, — заметил командир роты. — Кто еще пойдет?

— Пойду и я, — сказал небольшого роста красноармеец, Иван Орянкин.

— Ну, идите, — разрешил им ротный. — Прицепите только к штыкам платки носовые.

Прицепив к карабинам белые платки, Ковешников и Орянкин направились к цепи москвичей, залегшей впереди нас. Те, поджидая парламентеров, прекратили стрельбу.

Будучи в полной уверенности, что все сейчас выяснится и мы соединимся с москвичами, некоторые из наших солдат вышли из канавы.

Не доходя до москвичей шагов двадцать-тридцать, парламентеры вдруг побежали назад.

— Товарищи!.. Это белые… Бе-елые!.. — кричали они.

Затрещали выстрелы, завыли пули. Теперь было ясно все — это враги. Мы стали тоже обстреливать белых.

Ввалившись к нам в канаву, тяжело дыша от быстрого бега, Ковешников рассказал:

— Идем мы… Подходим ближе, глядь, а у «москвичей-то» этих на плечах погоны, а на фуражках кокарды блестят… Мы назад…

— По одному с краю в этот сад, — указал командир роты. — Остальным отстреливаться!

Один за другим мы побежали в сад, а из сада во двор казака. По садам и дворам стали пробираться в сторону разъезда, откуда мы только что пришли.

Хутор был огромный. Собственно, это было несколько хуторов: Салтынь, Моховой, Сомовский, Ершиловский и Фирсовский.

Когда мы выбежали на простор, то километрах в трех впереди себя увидели пехоту, рассыпанную редкой цепью, торопливо отходившую от хутора.

— Вот они, москвичи-то, — указал на них Дементьев.

— А с ними, наверно, отходит и наш батальон, — добавил Алексей-старший.

— Сейчас догоним! — сказал Андрей. — Вперед, ребята!

Командир роты рассыпал нас в цепь, и мы быстрым шагом, а где и рысцой, бросились вдогонку за москвичами.

Отошли мы от хутора уже на километр, как вдруг увидели справа от себя всадников. Вначале мы подумали, что это наши конники из 1-го советского казачьего полка. Они так же, как и белогвардейцы, носили казачью форму. Кавалеристы все выскакивали и выскакивали из балки. Их оказалось очень много, сотни полторы-две, они с криками и гиканьем устремились на нас.

— Ложись! — послышалась команда ротного. — По белой кавалерии пли!..

Прогрохотал нестройный залп. Белогвардейцы отхлынули. Мы поднялись и снова побежали к своим…

Между тем из хутора выступила белогвардейская пехота. Залегши на окраине, она установила пулеметы и стала поливать нас свинцовым дождем. Отхлынувшая было вражеская кавалерия приостановилась и стала разъезжать на виду, выбирая момент, чтобы снова ринуться в атаку.

Положение создавалось серьезное.

Мои товарищи на бегу сбрасывали с себя шинели, вещевые мешки, лопатки, котелки… а некоторые даже и свои винтовки.

Сзади заухали пушки. Столбы разрывов стали возникать между нами. Это белые подвезли орудия и начали нас обстреливать…

Вот… вот… еще немного, еще несколько шагов — и желанный гребень. За ним спасение. Там пуля не ужалит.

Я перебежал гребень, пули перестали ныть над моей головой. Я упал в изнеможении на землю и несколько минут лежал неподвижно.

Во рту пересохло, слюна исчезла, язык тяжело ворочался, словно рот мой был забит горячим песком. Вот только бы напиться. Я приподнял голову и увидел на дороге запыленную арбузную корку. Я подполз к ней и, вспугнув тучу зеленых крупных мух, дрожащими руками схватил эту корку, стал ее обгладывать.