Аза Тахо-Годи - Жизнь и судьба: Воспоминания

Я видела его последний раз во время официального открытия „Дома А. Ф. Лосева“, 23 сентября 2004 года. Он сидел почти неподвижный, почти какой-то окаменевший среди суетящейся публики. Но в брошенном на меня взгляде был какой-то неопределенный вопрос, сомнение, тревога. Я знала, что его беспокоит и то, как мы отнесемся к его стремительно, вопреки всем прежним договоренностям, вышедшей книге бесед: поймем, простим его пристрастный взгляд, его трактовки, его ошибки?.. Он бы изумился, осознав, что и я чувствовала себя виновной — не я ли мудрствовала тогда на лестнице о том, что у каждого есть свой долг, свое „задание“, ради которого человек приходит в мир, и жизнь — это только шанс для его воплощения?..

Какие бы там ни были ошибки и трактовки, он сделал все, что мог сделать для истории, а в истории не бывает иначе — история и есть летопись трактовок и ошибок. Нет ошибок только в одной книге, в которой все расчислено с верностью до последнего мгновения, до каждого слова и взгляда — в Книге Жизни. Но эту книгу нам самим никогда не прочесть, ибо не нами она пишется».

Однако в Книге Жизни Володи я читаю примечательные странички, достойные памяти одинокого и даже не сознающего своей дерзости героя.

Идут 1970-е годы. Алексей Федорович заканчивает «Эстетику Возрождения», а в издательстве «Искусство» его ждут неприятности — не пропускают статью Алексея Федоровича по эстетике Возрождения в «Антологию», возглавляемую Славой Шестаковым. Лосев написал туда вступительную статью в четыре печатных листа. Конечно, первым делом издатели посылают на рецензию. А издательство «Искусство» славилось своими придирками. Володя там в свое время много чего натерпелся, печатая свои книжки. Так что, конечно, сразу начали прорабатывать Лосева и решили, что эта статья не пойдет. Оказывается, что у Лосева человек эпохи Возрождения возомнил себя божеством, ставит себя на место Господа Бога. Как это может быть? А если он даже это и делал, то это очень хорошо. Потому что ведь он титан. Все ему можно и все доступно. Послали на рецензию профессору В. Н. Гращенкову. А Гращенков тогда вместо уже покойного знаменитого Лазарева ведал на истфаке Московского университета отделением искусствоведения и вообще был личностью непререкаемой. Гращенков, да и все тамошние искусствоведы-историки, вопреки Лосеву, воспевали титанов эпохи Возрождения. Поэтому Гращенков дал не просто отрицательный, но безобразный отзыв. Все эти злобные рецензии хранятся у меня в архивах.

Шестаков же старался все-таки протолкнуть статью Алексея Федоровича и бесконечно ее исправлял. Три варианта его исправлений лежат у меня в архиве. Очень интересно посмотреть, что делает человек, когда пытается приспособить работу к мнению рецензентов, задобрить их. Алексею Федоровичу так надоели эти искажения его мысли, что он отказался от переделок. А главное, он в это время заканчивал не статью, а целую книгу «Эстетика Возрождения». Что ему была эта статья! Но Володя, прочитав отзыв Гращенкова, пошел в университет на истфак разыскивать заведующего кафедрой, так как вообще раньше и в глаза его не видел. Володя нашел этого Гращенкова. Дождался, когда тот закончит лекции, попросил разрешения с ним побеседовать и стал ему втолковывать, что Лосева надо печатать, а не писать отрицательные отзывы. Это была замечательная история. Сотрудница издательства «Искусство» Галина Даниловна Белова, с которой Володя Бибихин был в самых лучших дружеских отношениях, до сих пор вспоминает эту историю, которую Володя сам ей рассказывал. Бибихин, мало кому тогда известный, был единственный человек, выступивший в тот момент в защиту Лосева. Поступок совершенно необычный, прямо геройский.

Надо сказать, что Алексей Федорович очень был с Володей откровенен, хотя и говорил: «О-о-о, меня уже переехали в свое время, поэтому никому ничего нельзя говорить лишнего». И во время своих занятий иной раз беседовали они на самые разнообразные темы. Как-то раз Володя сказал мне, что он на так называемых оборотиках кое-что записывал за Алексеем Федоровичем, то ли стенографировал, то ли своею скорописью. Он стенографию знал. Я просила Володю обязательно расшифровать эти записи и потом напечатать. И он понемногу печатал, в «Вопросах философии» (правда, не спрося меня, с ошибками), в журнале «Начала», в книге «Имя». По этому поводу были и большие скандалы в издательстве «Наука», где важная редакторша заявила: «Лосев не мог критиковать Пушкина, Пушкин — великий писатель. Лосев не мог говорить о Есенине, что тот был алкоголик. Ничего из этого не пойдет. Зарежем весь сборник».

А это как раз был замечательный сборник по материалам научной конференции, посвященной Вячеславу Иванову, «Творчество и судьба», когда приезжал сюда Дмитрий Вячеславович Иванов. Мы все на ниточке висели — могли решительно закрыть издание. Редакторша была готова идти к самому главе издательства «Наука», звонила к Володе с угрозами, но Володя просто сказал: «Делайте, что хотите». Ему противно было уговаривать. Сборник вышел, но почти все лосевское выбросили.

Однажды Володя сказал: «Знаете что, Аза Алибековна, поскольку Вы нашли разные опечатки, ошибки и несообразности, я дам Вам свои тексты». И мне он принес два экземпляра. Один — записи до 1985 года, а другой — до 2004 года [391]. Где уже совсем не Володин голос, а голоса разных лиц, для многих непонятные и неизвестные, а мне хорошо знакомые. В тексте также есть пометки и карандашные исправления самого Володи. Тогда он решил сделать интересную вещь. Он сказал мне: «Давайте с Вами напишем общую книгу. Издадим. Будет мой текст, и пойдет Ваш комментарий, который бы рассказывал о той обстановке, в которой мы с Алексеем Федоровичем работали, о тех людях, которые его окружали и которых я вообще не знал. О тех ученых, которых он вспоминал и о которых я не могу ничего сказать. Какой интересный был бы культурный и научный фон».

Володя поехал сам в издательство «Молодая гвардия», а по издательствам он не любил ходить. Сам поехал, сам договорился. Главный редактор издательства, Петров Андрей Витальевич, дал свое согласие. Выделили Ольгу Ивановну Ярикову, хорошего редактора, которая любит свое дело. Даже уже распределили и разметили страницы, где будет текст Азы Алибековны, где будет текст Володи. Может быть, мой пойдет курсивом, а его — другим шрифтом. Все уже сделали, можно сказать, для издания этой книги. И вдруг выясняется, куда-то Володя пропал. А потом оказалось, что вышла совсем другая книга [392]. Стало понятно, что с Володей нечто происходит тяжелое. И он торопится, не может ждать. Издают ведь медленно. Года два пройдет, а болезнь, которая в нем гнездилась и о которой он знал, но не вспоминал и не говорил, давала о себе знать. Ему хотелось, чтобы все шло быстрее, а быстрее никак не могло быть, хотя, между прочим, он сказал: «Работайте, Аза Алибековна». И я уже написала на 40 страниц его текста 70 своего. Это как раз все аспирантские годы, различные профессора, книги, которыми пользовались, и многое другое. У меня есть компьютерный экземпляр текста и его распечатка.