Аза Тахо-Годи - Жизнь и судьба: Воспоминания

Мещанинов И. И. (1883–1967), ученик и последователь Н. Я. Марра. Как отмечает «Лингвистический энциклопедический словарь» (М., 1990. С. 474) в статье «Советское языкознание»: «Несмотря на ошибки на пути поисков марксистских методов исследования, работы Н. Я. Марра и Мещанинова дали разработке проблем связи языка и общества импульс для широких исторических обобщений».

Александр Иванович (1884–1961) — вице-президент Украинской АН, член-корреспондент АН СССР и потом действительный член АН СССР; отец Славочки — важный партийный чин в институте Мировой литературы им. Горького АН СССР. Мария Ростиславовна очень ко мне добра. Помнит старую дружбу еще 1930-х годов с Алексеем Федоровичем (по ее просьбе он подарил ей любимого ею Диккенса), хотя и не без неприятных моментов, еще в харьковский период Белецких, когда докторскую диссертацию Лосева не пропустили, — да все было к лучшему. Получил степень в Москве в 1943 году без защиты диссертации.

Ряд докладов сохранился в моем архиве, как и напечатанные на машинке фразы и рассказы из греческих учебников для раздачи студентам, и билеты для зачетов и экзаменов византийской вязью, написанные неутомимым в те времена Андреем.

В. М. Лосева выяснила у ученого секретаря института и заведующего канцелярией, что ни директор, ни Ученый совет к этому отзыву отношения не имеют, с работой Лосева не знакомы. Оказалось, что Астахов — сотрудник МГПИ им. Ленина и его личное мнение целиком совпадает с мнением кафедры, а не является отзывом ИФ АН СССР.

Любопытный факт. Выяснилось, что моя ученица, кандидат наук Лиза Наумова, — внучка Н. И. Арбузова. Она с радостью узнала из моей книги «Лосев», что ее дед помог Алексею Федоровичу.

Обе работы А. Ф. Лосева напечатало институтское издательство в 1953–1954 годах в Ученых записках, сохранив, конечно, редактуру Н. А. Тимофеевой. Таково было условие. Из-за этой провокационной редактуры я так и не могу переиздать обе эти интереснейшие работы, но даю и дарю их своим аспирантам (объяснив ситуацию), которые с огромной пользой изучают идеи и факты многострадальных лосевских текстов. Все эти злостные «отзывы» сохраняются в нашем с Алексеем Федоровичем архиве, и фигурируют там их авторы, до сих пор процветающие. Некоторые из них, например, нынешний член Академии художеств В. В. Винслов (прежде кандидат искусствоведения), держатся со мной крайне любезно, видимо полагая, что я не в курсе их «ученых» доносов.

Семейная жизнь Андрея Александровича продолжалась, но кончилась несчастно. Он все-таки нашел себе помощницу, единомышленницу, сотоварища по науке, Таню Чернышеву, влюбленную в Грецию новую (комсомолка), а потом и в древнюю. В письме ко мне Андрей сообщает (24 февраля 1954 года) о своей аспирантке, которая знает прекрасно новогреческий и переписывается с Алексисом Парнисом (в Москве). Это и есть Таня Чернышева. Андрей развелся (это уже начало 1960-х годов) с Ниной Алексеевной с большим скандальным процессом, тяжело отозвавшимся в семье. Женился на Тане, родилась Маша, жили счастливо, все — ученые, Маша тоже. А потом Маша оставила семью, вышла замуж, Таня заболела тяжело (рассеянный склероз), Андрей вынужден был ее оставить, не оставили ученики. Жили врозь, умерли врозь. См. упомянутую ниже книжку Юрия Шанина (с. 136–138, 172), где он, правда, не касается тяжелых событий, мною упоминаемых. Ему это делать было неудобно.

Мой старый ученик профессор Ю. В. Шанин вспоминает обо мне: «Аза Алибековна читала нам древнегреческий язык. Читала интересно. И была очень хороша собой. По точному выражению кого-то из моих сокурсников — напоминала японскую статуэтку» (Шанин Юрий. Не уставайте слушать стариков. Воспоминания пожилого киевлянина. Киев, 2000. С. 103). В этой же книге целая глава посвящена Андрею Белецкому (с. 108–118). Историки языкознания обошлись без всякого уважения (а попросту безобразно) к памяти А. А. Белецкого. В известном «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (М., 1990. Статья «Советское языкознание». С. 474) в разделе «Сравнительно-историческое языкознание» наряду со всеми выдающимися лингвистами вместо Андрея Александровича Белецкого упомянут его отец, Александр Иванович Белецкий, литературовед. И это не опечатка, так как в аннотированном именном указателе указан Ал-др Ив. Белецкий и его годы жизни. Вот и верь энциклопедистам. Я давно не верю. И проверяю.

Андрей Александрович жил один где-то на краю Киева. Это после большой родной семьи в огромных квартирах на Рейтарской и Никольско-Ботанической (д. 14, кв. 9). Андрея Александровича не стало в 1995 году. Скончался у себя за письменным столом, как мне сообщили. Вот тебе и богатырь, гири пудовые поднимал.

Отзвуком моего пребывания в Киеве стала защита кандидатской диссертации Татьяны Даниловны Булаховской. Т. Д. — эффектная дама, жена Л. А. Булаховского и близкий друг президента АН Украины и академика АН СССР Александра Владимировича Палладина, биохимика (1885–1972). Меня, молодого доцента МОПИ им. Крупской, попросила эта важная дама (мы встречались у Белецких) помочь ей с защитой диссертации по зарубежной литературе (31 октября 1953 года). Зачем нужна была степень, не знаю. У меня сохранилась записка от самого президента АН (на бланке) с известием, что реферат передан по назначению, тов. Гражданской, 9 декабря 1953 года. Первым оппонентом я уговорила профессора Валентину Александровну Дынник — значит, диссертация по французской литературе. Защита прошла благополучно, и признательная Татьяна Даниловна прислала мне роскошную корзину розово-голубых гортензий с запиской: «Дорогая Аза Алибековна, шлю Вам прощальный привет. Жду Вас в Киеве. Уваж. Вас Т. Булаховская». Записка на бланке цветочного магазина Братцевской птицефабрики, что меня особенно умилило. Братцево, дом отдыха, где мы с Валентиной Михайловной и Алексеем Федоровичем отдыхали. Валентины Михайловны ко времени защиты уже не было на свете (29 января 1954 года). В 1961 году скончался Л. А. Булаховский (в один год с А. И. Белецким).

Николай Сергеевич уже через много лет, когда я стала работать в МГУ, старался всячески загладить тот свой давний поступок, инспирированный Дератани. И он, и его жена М. М. Гухман относились с уважением к Алексею Федоровичу, а Николай Сергеевич очень помогал мне в создании особой группы филологов-классиков с дополнительной специальностью по сравнительному языкознанию. До последних дней его жизни у нас были самые добрые отношения. Вот как может попутать один злой человек людей в общем совсем не злых.