Григорий Трубачев - Рассказы

Это играл его будущий божественный напиток из винограда, который он купил на рынке по очень сходной цене.

20 октября 1999 года.

Стою как-то на автобусной остановке, рядом светофор. Смотрю на движущийся поток легковушек и думаю: «Сколько же автомашин в нашем городе?» Вдруг слышу резкий скрежет тормозов. На светофоре «красный», у остановочной полосы иномарка. Не спеша из нее вышли два холеных бритоголовых парня. Модно одеты, на шее — толстые цепочки с крестами. Православные, видать. Сзади иномарки лежит мопед с погнутым крылом и свернутым на бок рулем. Под мопедом — старик с худым, бледным, морщинистым лицом. Он пытался встать, но не смог, его придавил мопед. Не обращая на старика внимания, парни осматривали машину. Затем подошли к старику с циничной усмешкой: «Што ты сделал с машиной, старый козел!» Старик виновато улыбался, как бы в оправдание: «Я же не хотел. Вы так резко остановились». — «У тебя, что, тормозов нет?» — «Как нет, есть», — ответил старик. «А ты знаешь, сколько стоит ремонт машины?» — «Сколько?» — в недоумении спросил старик. «Две тысячи рублей». Я подошел и помог старику выбраться из-под мопеда. «Платить будешь?» — обращается к старику пухлощекий. «Нет у меня таких денег, сынок. Может быть, по частям, при получении пенсии». — «А какая у тебя пенсия?» — спрашивает пухлощекий. «Триста пятьдесят», — с только ему понятным достоинством отвечает старик. Я подошел ближе и заметил, рядом с фонарем заднего вида, небольшую вмятину. «Бога побойтесь, — обращаюсь к парням. — Ремонт-то и ломаного гроша не стоит». «А ты кто таков? — не мигая, нагло смотрит мне в глаза пухлощекий. — Это же иномарка, деревня!» — «Я все вижу, только не надо наглеть». На скулах пухлощекого заиграли желваки, он вплотную подошел ко мне, дохнул перегаром и прошипел: «Пошел вон отседова, пока цел!» — «Ничего ты не выбьешь с этого старика», — сказал тихо пухлощекому его дружок. «Кто, я? Да я из него жилы вытяну! Вот возьми, здесь все. — Он сунул в руки старика перламутровую карточку. — Будешь платить в рассрочку. Да не вздумай баловать, под землей найду». — «Пожалели бы старика», — обратился я к парням. «У нас подобное чувство отсутствует», — прошипел сквозь зубы пухлощекий. Они сели в машину и растворились в потоке движущегося транспорта. На визитной карточке — координаты пухлощекого. «И ты думаешь платить?» — обратился я к старику. «А как же, видишь, какие крутые парни, убьют ведь». Маленькие, выцветшие голубые, глубоко посаженные глаза выражали непомерный страх. «Во дожились, и пожаловаться некому, кругом одна „демократия“», — подумалось мне. Я помог старику выправить руль, отогнуть крыло. Он развернул мопед в обратную сторону и, прихрамывая, прижимаясь к обочине дороги, покатил его вдоль Коммунистической.

Ноябрь 1999 года.

Внучка хозяина квартиры, которую я снимал, пятилетняя Наташа, удивляла тем, что не называла меня никак. Однажды я спросил ее о причине.

— У тебя имя некрасивое, — прищурив глазки, сказала она доверительно.

— Придумай другое, — пошутил я.

— А оно у меня есть! Только я его забыла и не могу вспомнить, — огорченно ответила она.

— Вспомнишь — скажешь, — утешил я ее. — Только ты уж поторопись, а то я ведь и состарюсь в ожидании.

А вскоре меня увидел во дворе Наташин дедушка и говорит:

— Зашел бы к нам, у Наташи для тебя важное сообщение.

Открываю дверь, и Наташа тут же несется ко мне через все комнаты. Останавливается и взволнованно так:

— Ты Кармен! Я видела по телевизору, это правда! В ее глазах блестели радостные искорки:

— Скажи всем: «Я Кармен!»

Я растерялся. А она дергала меня за рукав и твердила:

— Ты Кармен! Это правда! Скажи всем, что ты Кармен!

— Я Кармен! — крикнул я, подчиняясь просьбам маленькой выдумщицы и, схватив ее в охапку, закружил.

Кармен! — кричала она… Я упаду, ты меня уронишь!

А я ее не отпускал и все кружил, кружил. Она сопротивлялась, отталкивала меня, но по ее счастливым озорным глазам я видел — ей весело и приятно. И я не отпускал ее.

— Но ведь Кармен женское имя, — сказал Наташе я, когда опустил ее на землю.

— Неправда! Кармен мужчина, я видела его! Он пел и размахивал плащом с красной подкладкой.

— Мудреное, правда, имя, но, в общем, ничего, сказал Наташин дедушка.

— Не мудреное, а красивое! — возразила внучка.

— А тебя только я и дедушка зовем Кармен? — спросила Наташа в следующий мой приход к ним.

— Только вы, — признался я.

— Значит, тебя никто не любит, — сделала она странный вывод. — Плохо тебе.

— Любят, — успокоил я Наташу. — Но… только по-своему…

Прошло много лет. Наташа давно уехала к своим родителям, и я стал забывать ее. Но вот что странно, эпизод моего наречения то и дело оживал в моей памяти, как оживают любимые образы, яркие события… Светлая грусть возвращала меня к хозяину квартиры, где я когда-то жил, и к маленькой выдумщице, которая пыталась восстановить справедливость по отношению ко мне. Не понимала, что даже самое красивое имя бессильно вернуть утраченные чувства и обязать кого-то вновь любить…

Однажды возвращался я домой из Пятигорска. Уже заканчивалась посадка в автобус, но я не торопился занять свое место. Что-то удерживало меня на посадочной площадке, пропахшей пылью, бензином и испарениями от разогретого солнцем асфальта. Посадочный контролер, сделав отметку в путевом листе, пожелал всем нам счастливого пути. Я сделал два шага к «Икарусу» и остановился. Мне почудилось, что кто-то тихо так позвал меня: «Кармен». Я оглянулся и стал искать глазами того, кто мог бы это сделать. Никого. И вдруг над голосами и гулом проходящих мимо автомобилей вознеслось слово, предназначенное только мне: «Кармен!»

Оно еще висело в воздухе, а я, не осознавая куда и зачем, рванулся туда, откуда донеслось мое второе имя. Навстречу, широко раскинув руки, неслась девушка, в которой я с трудом узнал ту пятилетнюю Наташу. «Кармен!» — кричала она. Ее большие голубые глаза светились радостным светом. Она, конечно же, не думала, что за двенадцать лет, прошедших с нашей встречи, Кармен мог измениться. Приблизившись, она, наверно, это поняла и, прикоснувшись нежными руками к моим, сухим и загрубевшим, сказала сдержанно:

— Здравствуйте, Кармен. А я за вами долго наблюдала, боялась ошибиться.

Потом, наверно, преодолев какой-то внутренний барьер, Наташа схватила меня за руки, и мы закружились рядом с автобусом. Водитель нервно засигналил, и мы стали прощаться.

— До свидания, Кармен. Пишите! — прокричала она в открытую форточку «Икаруса». Приезжайте в гости, адрес мой у дедушки. Наташа не знала, что я уже давно живу в другом месте. И тут как-то сразу вдруг в ее глазах погас радостный блеск, и они увлажнились. Автобус двинулся, и она помахала мне рукой. А когда он стал поворачивать направо, я увидел, как она достала из сумочки платочек и стала вытирать глаза.