Александр Михайловский-Данилевский - Описание Отечественной войны в 1812 году

Переночевав 15 Октября в Верее, на другой день Наполеон продолжал отступление, оставил Можайск вправо и дошел до Успенского, близ Бородина. 17-го утром проезжал он через равнину, где густо колосилась трава, на земле, утучненной страшной жатвой крови и являвшей признаки недавнего побоища. Там лежали обломки оружия, окровавленные лоскутья мундиров, мертвые тела, издохшие лошади, объеденные хищными птицами человеческие кости. Жюно, 6 недель стоявший в Можайске, не имел свободных людей для погребения убитых, не находя в окружных селениях жителей, употребляемых обыкновенно в военное время для зарытия тел. Ничто в Бородине не обратило на себя взоров Наполеона, хотя он имел привычку, проезжая ознаменованные сражениями места, осматривать их с особенным вниманием. В молчании удалялся он от поля самого упорного боя новейших времен, не взъехал ни на одно возвышение, чтобы бросить прощальный взгляд на свежие могилы многих тысяч своих старинных соратников, тлевших на поверхности равнины, где вскоре потом застлала их завеса снегов и пламя костров превратило в пепел. В рядах гвардейских полков его, безмолвных и грустных со времени отступления от Малоярославца, послышался говор, когда они проходили Бородинским полем. «Вот поле великой битвы!» – говорили охриплым голосом враги, указывая друг другу на потухший вулкан. В Колоцком монастыре нашел Наполеон более 2000 человек, лечившихся от ран, полученных при Бородине. Он приказал, по недостатку лазаретных фур, поместить больных в генеральские и офицерские кареты и коляски, на телеги маркитантов, частные и казенные повозки, даже в свои придворные экипажи. Жребий раненых оттого не облегчился: изувеченные, слабые, лишенные пищи, попечения и лекарств, не могли они переносить тряской езды, холодных ночей на биваках и вскоре стали жертвой смерти. Многие безжалостно были оставляемы на дороге, даже выбрасываемы на поля владельцами экипажей, в которых везли страдальцев.

За Наполеоном и его гвардией, составлявшей авангард армии, начали 17 Октября выходить на Смоленскую дорогу и другие корпуса, тянувшиеся от Вереи и ее окрестностей. Даву командовал арьергардом и, исполненный ненависти к Русским, довершал истребление всего, уцелевшего при проходе прочих войск, до чего не коснулись шедшие впереди его сто тысяч отъявленных грабителей. До какой степени простиралось опустошение, свидетельствуют слова Даву, жаловавшегося, что передовыми войсками все расхищено и погублено, так что он уже не находит способов для существования корпуса своего. «Следует одному арьергарду моему предоставить сожжение оставляемых нами селений», – доносил он [477]. Для конечного истребления края Наполеон приказал составить маршевые колонны и особую команду из 500 саперов, с факелами, долженствовавших ходить по разным направлениям и жечь уцелевшие строения, но приказ этот, уже отданный, был отменен [478]. Боровск, Верея, Борисов, все без исключения сел и деревни, лежавшие на дороге, были сожигаемы. Имея на то повеление, войска исполняли его с истинным ожесточением, выламывали в домах окна, двери, кидали в них горящие головни [479], патроны с порохом, даже патронные ящики, тешась взрывами их [480]. В городах и селениях не было возможности дышать от дыма пожаров и гнивших трупов. На далекое расстояние весь край освещался огненными столбами, восходившими до облаков. Наконец, среди пожаров все корпуса Наполеоновой армии достигли 17 Октября до знакомой им Смоленской дороги и поворотили на Вязьму. Так увенчались полным успехом маневры Князя Кутузова. Ровно через два месяца после принятия им, 17 Августа, в Царевом-Займище предводительства над армиями, были обращены назад орлы завоевателя. Боковым движением из Тарутина к Малоярославцу, а потом к Полотняным Заводам уничтожил он замыслы Наполеона, заградил ему путь на Калугу и Юхнов и принудил его идти по дороге, в течение двух месяцев до конца разоренной, пустыне, самим Наполеоном себе приготовленной. Правда, стотысячная неприятельская армия сохраняла еще в то время вид грозного ополчения, но, по недостатку в продовольствии и готовившимся на нее нападениям, сила ее должна была с каждым днем разрушаться. Голод, как ненасытный червь, должен был подточить врагов, а меч Русских довершить поражение. Ближайшие Французские магазины находились в Смоленске, в 300 верстах. Без огромных потерь проходить такое расстояние, с скудными запасами, бывшими при войсках, подверженных беспрерывным нападениям, – вот подвиг, предстоявший Наполеону, и положение, в какое поставил его Кутузов!

В тот самый день, когда неприятели вышли на Смоленскую дорогу, 17 Октября, Князь Кутузов тронулся из Полотняных Заводов, убедившись, что Наполеон оставил всякое покушение на Медынь и вообще на наше левое крыло, ибо до тех пор еще не было верных, несомненных указаний: не имеет ли Наполеон намерения поворотить из Вереи влево? Можно было думать, что только для ускорения такого поворота и избежания на марше затруднений пустил он обозы по Смоленской дороге. Еще накануне, 16-го числа, Паскевич доносил о показании одного пленного, говорившего о слухах, распространенных в неприятельской армии, будто она направляется через Медынь в Калугу [481]. Когда исчезло всякое сомнение касательно движения Наполеона к Можайску, выступил и Князь Кутузов. В первые два перехода пришел он через Адамовское в Кременское, где пересекаются две дороги: одна на Вязьму, другая на Можайск. Последней нельзя было оставить без внимания, ибо не знали еще: решится или нет Наполеон идти из Можайска к Витебску, на Зубцов, Сычевку, Белой и Велиж. Хотя по причине поздней осени, неизвестности края и недостатка топографических карт трудно было ему предпринять это движение, однако оно не выходило из области возможного. Если бы Наполеон избрал дорогу на Витебск через Белой, то, поворотя на Вязьму из Полотняных Заводов или Медыни, Князь Кутузов остался бы далеко назади, а потому, не зная наверное о предположениях неприятеля, Фельдмаршал приблизился сперва к Можайску. Может показаться странным его неведение в продолжение некоторого времени о направлении неприятелей, тем более что он имел перед собой множество легких войск, а от них не должен был ускользать ни один шаг Наполеона. Неизвестность, в коей находился Фельдмаршал, происходила от несвоевременной присылки донесений, отправляемых летучими отрядами, которые едва могли поспевать за неприятельской армией, отступавшей к Смоленской дороге с невероятной быстротой [482]. «Не имея о неприятеле скорых и верных известий, – писал к Платову Князь Кутузов из Кременского, – армия сделала один марш совсем не в том направлении, как бы ей надлежало» [483]. «Целые сутки не получал от вас Фельдмаршал известий, – писал в тот же вечер Коновницын к Платову, – почему Его Светлость убедительно просит вас как можно чаще о себе уведомлять» [484].