Фредерик Бейли - Миссия в Ташкент

Таджики — этнос, говорящий на персидском языке, поэтому я мог многое понять из того, о чем они говорили, но я не мог допустить, чтобы они это поняли, иначе моя роль австрийского военнопленного могла быть поставлена под сомнение. На ферме Беш Калча мы спали на настиле под виноградником, и любезные местные жители угостили нас великолепным пловом. Десятого июля мы продолжали наше путешествие вверх по долине; когда мы углубились выше в горы далеко от основной дороги, мы встретили людей, даже никогда ничего не слышавших о революции. Они даже обращались к нам Тура, что у местных жителей означало что-то вроде «Сэр», вместо обычного товарищ, использованию которого местное население обучили большевистские начальники.

На следующий день, 11 июля, я поднялся на гору на высоту приблизительно десять тысяча футов, где я ожидал увидеть долину Коксу и увидеть пасеку, место моего долгого пребывания зимой. Однако я обнаружил, что это был только горный отрог, выступающий в долину Пскема. Я видел сурков, самцов кекликов (Tetraogallus) и следы диких горных козлов, я также поймал много интересных экземпляров бабочек сачком, изготовленным недавно ташкентскими артельщиками по заданию советских властей, что явилось результатом моего посещения Ташкентского музея несколькими месяцами ранее. Мы отпускали пастись наших лошадей, а потом вновь оседлали их, и к вечеру мы вернулись на ночлег в Беш Колчу, где нам дали на ужин хорошую еду из местного хлеба и свежего масла.

На следующий день у нас была очень напряженная поездка вниз по долине. Мы с удовольствием попили ледяной воды из родника Кара Булак. По пути нам встретился табун «диких» лошадей. Я не мог понять тревоги моего компаньона, Петрова, который позвал меня за собой и затем быстро поскакал вперед по прямой. Я тут же последовал за ним, и когда мы отъехали на значительное расстояние, он подъехал ко мне и объяснил, что в этом месте люди оставляют своих лошадей, чтобы они погуляли на свободе, а затем ловят этих лошадей для работы. Мы должны были ускакать отсюда и объехать эти табуны, чтобы избежать встречи с дикими жеребцами, которые опасны тем, что нападают на чужих проходящих лошадей, и тем самым представляют опасность и для наездников.

В Нанае мы обнаружили русских большевиков, регистрирующих местных жителей и животных в целях мобилизации. Казалось ужасным нарушать «трогательную удовлетворенность» этих счастливых, гостеприимных людей. Русские во времена царизма полностью предоставили их самим себе, и они были вполне счастливы. Местные жители рассказали мне, что в верхней части долины, где мы побывали, в течение последних девяти лет не бывало ни одного русского. Большевистские чиновники не расспрашивали нас ни о чем. Они делали свою работу, а мы занимались поисками железной руды.

Большевики реквизировали всех хороших лошадей, и я вынужден был довольствоваться старым животным, да еще в придачу со сломанным седлом, имевшим только одно стремя, и удилами, сделанными из веревки, которую лошадь постоянно перегрызала. В конце я вынужден был ездить без удил. Мы долго ехали ночью, выбирая разные дороги, и так как мы боялись в темноте переходить Угам вброд, то вынуждены были ехать по мосту. Некоторые мосты в этих местах были разрушены зимой Осиповым, чтобы задержать преследование, когда он уходил из Ташкента. Их до сих пор не починили.

При лунном свете мы добрались до Ходжикента приблизительно в одиннадцать часов вечера и вскоре в полночь добрались до метеостанции в Юсупхане. Мы разбудили Мерца и обнаружили, что дом более чем полон. Одиннадцать вновь прибывших гостей были бывшими русскими офицерами, находящимися в бегах, и австрийскими военнопленными офицерами. Все они были мне симпатичны, но я всегда старался уменьшить число людей, знавших меня и общавшихся со мной, до минимума. Мерц здесь был единственным, кто знал, кем я был. Как правило, я старался избегать ненужных рисков встреч с такими людьми, но сейчас было уже слишком поздно куда-то уходить, мы устали и были голодны, и Петрову хотелось остаться ночевать здесь. Высота станции была известна точно восемьсот девяносто два метра (2 926 футов), и я смог проверить мой анероид, с которым я измерял высоты во время своих горных восхождений. На следующее утро я встал пораньше и, искупавшись в горной речке, старался держаться подальше от дома с его опасными для меня обитателями. Однако я все же вынужден был сидеть и завтракать вместе со всеми, и потом, уехав, я спросил Петрова, как шли дела и что они делали без меня. Петров сказал мне, что когда он прощался со всеми, то хорватский офицер по фамилии Драпсзинский спросил его «А кто Ваш английский друг?»

Вечером Мерц и я поехали в Бричмуллу, где мисс Хьюстон жила с друзьями в саду одного дома. У друзей мисс Хьюстон был небольшой глинобитный домик, в котором они могли укрываться в непогоду, но, как правило, во время этих каникул все жили и спали на открытом воздухе, используя противомоскитные сетки после заката. Я также спал на открытом воздухе, как впрочем, и делал все это время после своего отъезда из Ташкента. Не имея противомоскитной сетки, я был разбужен утром красивым спелым абрикосом, упавшим мне прямо на голову! В целом это была здоровая и идиллическая жизнь, но я жил ею только в течение двадцати четырех часов.

Петров должен был остаться здесь, а я должен был возвращаться в Ташкент, но человек, с которым я должен был отправляться вместе, внезапно уехал куда-то без меня и без объяснения причины. Позже я узнал, как мне повезло, что я не поехал с ним, так как этого человека остановили по дороге, и его самого и его вещи тщательно обыскивались полицией. Вместо него со мной в Ташкент согласился ехать киргиз по имени Мулла Бай, хорошо говоривший по-русски. Я пришел к выводу, что всегда желательно, чтобы во время такого рода поездок рядом был кто-то, кто знает обычаи страны, чтобы объясниться и поговорить с любым, кто мог бы задать неудобные вопросы. Мулла Бай понятия не имел, кем я на самом деле был.

Вечером я вернулся назад в Юсупхану и провел ночь на метеостанции у Мерца. Все посторонние люди уехали, и на метеостанции оставались только непосредственно его сотрудники, отвечающие за метеорологическую работу.

15 июля я вместе с Мулла Баем и тремя другими киргизами переехал мост, который был частично разрушен Осиповым при его отступлении, и мы прибыли в Ходжикент, куда только что с горной станции Чимган прибыло одиннадцать возов с людьми.

Путешествуя вдоль подножья холмов с болотами и затопляемыми рисовыми полями по правую сторону от нас, мы проехали через Кызылкент, Куш-Курган и Карабай и приехали в Сескинату, где одному из моих компаньонов принадлежал большой двухэтажный дом.