Виктор Лопатников - Канцлер Румянцев: Время и служение

Румянцев — частый гость именитых салонов, был принят знатными вельможами, влиятельными политиками. Об этом периоде сохранились разрозненные свидетельства, в целом позволяющие утверждать: российский представитель, по мнению многих, показывал себя уверенным дипломатом, прекрасно владел собой, умел за обменом любезностями отстаивать собственную точку зрения. Румянцев не однажды встречался и беседовал с Талейраном, который, зная, каков политический вес собеседника, всячески льстил российскому министру. По его сведениям, в салонах Парижа распространилась молва об удовольствии беседовать с графом Румянцевым. «Часто говорят, что Вы соединяете французскую любезность с английской глубиной, итальянскую ловкость с русской твердостью» {126} 126 Тарле Е.В. Талейран. М.; Л., 1948. С. 114. .

В многочисленных беседах с французской элитой российский министр имел возможность обстоятельно обрисовать положение дел в России, состояние общественного мнения в ее политических кругах, объясняя причины недоверия к Наполеону. Обсуждался болезненный польский вопрос, в котором наполеоновской Франции принадлежала особая роль. Немало дискуссий было посвящено судьбе «османского наследства», тому, что может произойти в случае развала империи на Востоке. Когда заходила речь о политических перспективах Европы, Румянцев весьма смело высказывал сомнение в достижимости полной экономической блокады Британии. На разных уровнях провоцировался вопрос о том, насколько долго будут сохраняться союзнические отношения между Россией и Францией, удастся ли двум императорам мирным путем и далее преодолевать разногласия. Уже тогда имелось немало политиков, провоцировавших неизбежное — новое военное столкновение двух империй. Румянцев в одной из откровенных бесед с министром иностранных дел Ж. Б. Шампаньи дал свой пророческий прогноз на то, каков сценарий возможного развития событий: «Мы не станем воевать с Вами. Мы не будем нападать на Вас. Вы вторгнетесь в наши пределы. Мы будем, сражаясь, отступать пред Вами. Ваш император непобедим, но он не бессмертен» {127} 127 РГИ А.Ф. 1646. Оп. 1.Д. 84. .

Наполеон в ту пору переживал не лучшие времена и особенно нуждался в политической поддержке своего союзника. Личное присутствие министра Румянцева служило признаком прочности и незыблемости отношений двух империй. Высадка английского экспедиционного корпуса на Пиренейский полуостров, рост национально-повстанческого движения, наконец, неудачи, поражения, которые терпели французские войска, подвигли Наполеона самому отправиться в Испанию к театру военных действий. Его личное вмешательство в ход войны и на этот раз переломило ситуацию. Ряд блистательных операций, приведших к разгрому повстанческих сил, к спешной эвакуации англичан, позволял уверенно смотреть в будущее. Завершить испанские дела между тем Наполеону не удалось. То обстоятельство, что основные силы французских войск, как и сам император, увязли в испанской кампании, настраивало Австрию форсировать приготовления к реваншу. Поступали сообщения, что Вена формирует новую коалицию, вооружаясь, усиленно готовится к войне. Тревожные сигналы получил Наполеон и о положении дел в его столице. Из перехвата дипломатической почты, направляемой из Парижа в Вену, следовало: Талейран за спиной императора затеял интригу с целью создать некое теневое правительство «на случай гибели императора в бою». Усмотрев в этом попытку политического переворота, Наполеон, стремительно преодолев немалое расстояние, внезапно возвратился из испанского похода в Париж. Румянцев тогда оказался невольным свидетелем публичного разноса, словесной казни, которой Наполеон подверг своего бывшего министра. Сцена эта вошла в хроники наполеоновской эпохи. Наполеон в присутствии свиты и гостей обрушил на Талейрана каскад ругательств и оскорблений, каких мало кто от него когда-либо слышал. Отторгнутый, но неизгнанный и не подвергнутый репрессиям Талейран отныне с еще большим усердием стал посвящать себя тайным интригам и планам.

Графиня Ремюза, держательница великосветского политического салона, часто присутствовала при беседах Наполеона с гостями. В своих воспоминаниях она, в частности, описывает, как происходили его встречи и беседы с российским министром иностранных дел. Отмечает, насколько Румянцев внимательно, как ей казалось, изучал французского императора. Ему удавалось расположить Наполеона к продолжительным беседам. Императором, находившимся к тому времени «на той высоте славы, куда ему удалось подняться», стало овладевать ощущение своего полного, непревзойденного могущества. В самом Наполеоне, в его самооценке происходили необратимые изменения. Первый консул, умиротворивший взбудораженную революцией Францию, поражал воображение современников масштабом своей личности. Интеллектуальная элита Европы преклонялась перед Наполеоном. «Мировая душа», — говорил о нем Гегель. Бетховен посвятил Наполеону знаменитую «Героическую симфонию». Однако, когда в 1804 году Наполеон был объявлен императором, отношение к нему со стороны независимо мыслящих европейцев стало меняться. У них на глазах правление во Франции вырождалось в новую монархию, по образу и подобию похожую на все предшествующие. Между тем сановное окружение, обосновавшееся вокруг французского императора, успешно вытесняло всех, кто так или иначе критически относился к новому правителю. Раболепство, в котором соревновались заседавшие в Сенате и Государственном совете депутаты, не знало границ. К ним стали присоединяться монархи Европы. Дипломатам и политикам при общении с Наполеоном предписывалось льстить ему как можно больше. «Дружба великого человека — дар богов», — говорил, обращаясь к Наполеону, российский император Александр I. Непрерывное словесное каждение поначалу не меняло сущности гениальной личности. Наполеон продолжал неутомимо трудиться. Военные предприятия отнюдь не единственное и не главное, что влекло Наполеона. Он прилагал старания к тому, чтобы совершенствовать внутреннее управление, стимулировать промышленность и торговлю, заботился о народном благосостоянии. Однако бремя славы и власти трансформировало характер французского императора. Фимиам, бесконечно курившийся Наполеону, стал оказывать на него отравляющее действие. Лесть, безмерные славословия, повсеместный энтузиазм стали восприниматься им уже как нечто обыденное, естественное.

В своих мемуарах Ремюза упоминает одну из встреч Наполеона с Румянцевым, свидетельницей которой она была. «На неожиданный вопрос французского императора: “Как, по-вашему, управляю я Францией?” — последовал лаконичный ответ российского министра: “Немного строговато”» {128} 128 Vandal A. Napoleon et Alexander Г. Paris, 1893. Tom 1. P. 50. 194 . Это суждение Румянцева на фоне бесконечных восторгов и восхвалений звучало диссонансом: российский гость держался независимо, внимательно присматривался ко всему, что его окружало, стремился уловить наиболее важное и существенное из того, чем жила Франция. Румянцев приходил к выводу — успехи Наполеона предопределялись не только полководческим талантом, но и новым духом, обновленным укладом жизни французского общества. Давало о себе знать иное мироощущение, были иными общественный тонус и отношение к жизненным ценностям. Под воздействием «кодекса Наполеона» и стимулируемых им реформ в стране произошли радикальные перемены. Французская государственность во главе с ее лидером выглядела намного эффективнее всех других, особенно российской. Система управления, административный и налоговый аппарат, исполнительская дисциплина существенно отличались от того, как и чем жила Россия. Несмотря на, казалось бы, авторитарный режим, в Париже и в провинциях исправно действовали институты гражданского общества, соблюдалось равенство прав и свобод граждан, утвердилась система местного самоуправления. Румянцев воочию убеждался: для того чтобы говорить с Францией на равных, России надо пройти немалый путь внутренних преобразований. Опираясь на впечатления, получаемые во Франции, ссылаясь на почерпнутый позитивный опыт, Румянцев пытался убедить Александра I вернуться к остановленным в 1804—1805 годах реформам, приводил доводы в пользу разумных мер, направленных на обновление системы государственного управления.