Давид Арманд - Путь теософа в стране Советов: воспоминания

Затем я записался в «Лигу время», изучал НОТ — Научную организацию труда — и систему Тейлора. Я в правильном порядке расположил на столе карандаши и резинку, уточнил, в каком кармане должен лежать кошелёк, а в каком носовой платок, и повесил на стене расписание дня, которое никак не удавалось соблюдать. «Лигой времени», как симпатичным и полезным движением, я интересовался вплоть до разгрома его Сталиным, когда движение было объявлено кортрреволюционным, а его инициатор Гастев назван врагом народа.

Время от времени я получал в банке по 100 долларов, которые боялся тратить. Мне всё казалось, что впереди предстоят более тяжёлые времена, более срочные нужды. Умные люди растолковали мне, что валюту разменивают в банке только наивные дети младшего возраста. На чёрном рынке за неё дают процентов на 10–15 больше.

Чёрный рынок роился вокруг Ильинских ворот, около памятника гренадёрам, погибшим под Плевной. Ещё от Лубянской площади (пл. Дзержинского) была видна чёрная толпа тёмных личностей, охватывавшая конец Политехнического музея. Всего здесь собиралось до тысячи человек. Личности ходили и шептали:

— Даю доллары, беру червонцы.

— Даю фунты, беру гульдены.

— Есть сертификаты, кому нужны сертификаты? И т. д.

Несколько милиционеров задумчиво расхаживали в толпе, делая вид, что её не замечают. Раза два в день они поднимали свист и принимались ловить валютчиков. Все пускались в бегство, прыгали на ходу в трамваи, прятались во дворы, лезли через заборы и в подворотни, делали вид, что покупают книжки на развале у букинистов, расположившихся вдоль Китайской стены. Вероятно, валютчики платили милиционерам, потому что я ни разу не видел, чтоб они кого-нибудь поймали. Я, по крайней мере, всегда ускользал от облав.

Придя на толкучку, я у нескольких человек приценивался к долларам, чтобы узнать курс. Затем начинал предлагать сам на 1–2 процента ниже ходячей цены, чтобы скорее сбыть их с рук и убраться с этого паршивого места. Это всегда удавалось.

Весной дедушке стало лучше. Он уже не лежал, а бродил по комнате. Я смог его оставить на попечение Анюты и Маги, которая жила в Москве и часто приходила в Спасоналивковский. В колонии было по-прежнему бодро и весело. Получили четвёртую лошадь. Очередная беда была с чесоткой, которую технические служащие принесли из деревни и перезаразили половину ребят в колонии. Их объявили «неприкасаемыми» и постановили, что они ничего не должны трогать. Они ходили руки за спину, распространяя благоухание какой-то мази, сделанной на дёгте, и старались брать предметы зубами. В общем превратили несчастье в весёлую игру. А «киски» натянули на руки носки или чулки и ходили, подняв руки от локтей в позе собачек, которые служат.

У больших мальчиков злободневным стал вопрос о военной службе. Одни, как Петя, проповедовали непротивление злу насилием, другие, как я, не отрицали насилие ради самообороны или защиты слабого, но утверждали, что на войне «все неправы». Словом, воевать никто не хотел, а самое большее через год предстоял призыв. Большинство не стремилось обязательно попасть в тюрьму и думали, какой бы выход найти из этого положения. Очевидно, выход был только один: поступление в ВУЗ. Но это было почти несбыточно. Один Петя уверял, что он горит нетерпением пострадать за веру, и просил маму провести «подготовительную» беседу о тюрьмах, в которых она сидела. Но никто ему особенно не верил. За ним твёрдо установилась репутация позёра и демагога.

Столь же непримиримой позиции Петя держался и в вопросах любви. Он постоянно обвинял девочек в том, что, когда он искал с ними сближения по-братски, они проявляли чувственность и принимали его бескорыстный интерес за ухаживанье. Он намекал, что собирается следовать за Олегом по пути отшельничества. Однако в результате его братских потуг дочери Ольги Афанасьевны Лиле пришлось обратиться за помощью к Анне Соломоновне, чтоб она ей организовала запрещённый тогда аборт. Это был случай единственный и беспрецедентный в нашей колонии. А Петя перестал стесняться. Он учредил partie à trois [37] Партия из трёх, союз трёх (фр.). — из себя, Лили и Нюры маленькой. Он убедил девочек в преимуществах этики гарема, так что они мирно сосуществовали в его объятиях. Обе девочки были весьма неподходящими для колонии.

Помнится, в августе мы узнали, что в Москве на Воронцовом поле (ул. Обуха) происходит эсперантская конференция, и на общем собрании выбрали трёх делегатов на эту конференцию. Мы втроём, с Галей и Алёшей, поехали на конференцию, впрочем, без всякого мандата или приглашения. Мы знали, что там будут иностранцы и хотели проверить, поймём ли мы что-нибудь из их разговора. Когда мы вошли в зал, на трибуне говорил какой-то дядечка. Почти всё понятно, хотя оказалось, что он немец. Потом говорил венгр, потом уже явный азиат. Мы были в восторге — и этого поняли! Но поймут ли нас? Одно дело говорить друг с другом, а другое — с настоящими иностранными эсперантистами.

В перерыве нами заинтересовались, спросили, кто мы такие. Мы ответили, что мы ученики Пушкинской опытной школы-колонии.

— А разве там есть эсперантисты?

— А как же, почти все.

Товарищи очень удивились и обрадовались.

— Значит, эсперанто уже распространяется стихийно, проникает в школы!

Подошёл венгерский делегат и заговорил с нами: «Пойдёмте ко мне, там поговорим».

И он повёл нас к себе в комнату, которая помещалась в том же здании. Мы полчаса разговаривали с ним. Он расспрашивал нас и рассказывал про Венгрию. И мы с удивлением убедились, что он всё свободно понимает. Мы впервые почувствовали, что эсперанто — настоящий язык, с помощью которого можно так вот запросто общаться и с венгром, и с немцем, и с китайцем. И его так просто выучить! Чудеса, да и только. По дороге домой мы ног под собой не чувствовали от радости.

Мои дела не быстро, но подвигались. Я предложил Гале вместе готовиться к экзамену по математике. После ремонта гаража там образовалось два закутка. В одном поселилась Ефросиния Александровна, обставив его как монашескую келью. Другой стоял пустой. Вот в него-то мы и внедрились. Мы взяли задачник Шмулевича, составленный в царское время для евреев. Их принимали только в пределах пятипроцентной квоты и давали на экзаменах особо трудные задачи, чтобы большинство проваливалось. «В бассейн по одной трубе вода втекает, по другой вытекает. Количество первой равно котангенсу угла между медианой и высотой треугольника, построенного из трёх отрезков, причём длина первого равна корню кубическому из корня уравнения…» Не ручаюсь за точность, но всё в этом роде. На иную задачу уходило два дня. Но чем больше, тем лучше. Я ведь уверял в то время, что основная моя задача в жизни, — это доказывать красоту точных наук. На это не жаль времени, особенно когда сидишь вдвоём с Галей. Меня просто удивило, что она хорошо разбиралась в математике. Иногда от занятий математикой отвлекал шахматный турнир, организованный Борей Большим и Юлием Юльевичем. Когда же меня начинала мучить совесть, я заставал Галочку сидящую одну на своём месте с грустными, грустными глазами.