Бьёрн Хеммер - Ибсен. Путь художника

Как защитник общественной морали Мандерс, так и «радикалка» Элене Альвинг используют в своей риторике понятие «идеала», хотя в повседневной жизни они понимают «свободу» и «правду» совершенно по-разному. Ибсен отчетливо видел, что эти слова имеют для буржуазного общества только риторический смысл, о чем он и пишет Брандесу. В том же самом письме он говорит о потребности в «духовном мятеже» и о том, что лозунг революции 1789 года «Свобода, равенство, братство» должен наполниться новым содержанием.

Соотношение сил между консервативным обществом и радикальной скандинавской интеллигенцией, лидерами которой были Ибсен и Брандес, не столь очевидно, как хотелось бы. Норвежская литература в значительной мере подпитывалась радикальными идеями. Тем не менее в творчестве Ибсена, весьма критичном к современной действительности, содержится немало консервативных элементов. Как уже говорилось раньше, он честно и откровенно признавал свою ответственность за общество, которое столь яростно критиковал. Может быть, именно это и позволяло ему так открыто писать о проблемах своего времени.

В 1874 году он старался объяснить студентам в Кристиании, что жизнь и теория не обязательно связаны напрямую. Его ирония по поводу тех, кто без веской причины сотрясает воздух громкими лозунгами, была направлена в том числе на писателей его собственного круга, да и на себя самого. Для диалога лицом к лицу ему никогда не хватало смелости — этот факт он сам с готовностью признавал. Он предпочитал критиковать общество, удалившись на приличное расстояние. Подобно Брандесу, он был изгоем этого общества — и настоящим изгоем все двадцать семь лет своей жизни за границей. Его положение обеспечивало ему личную свободу, столь необходимую для писателя, а на расстоянии он видел все, что описывал, еще ярче и отчетливее.

Парадокс заключается в том, что именно те произведения Ибсена, в которых он подверг жесткой критике современную действительность, и обеспечили ему бешеную популярность в Европе. Он представил своей буржуазной публике ее собственные грехи и пороки. Хотя описываемые им события всегда происходят в Норвегии, тогдашняя викторианская мораль была явлением интернациональным и не имела границ.

Не стоит удивляться тому, что драматургия Ибсена смущала и возмущала общество. Это не мешало ему приобретать поклонников даже среди тех, кого он изобличал. Некоторое число тех самых «столпов общества» сочло целесообразным прислушаться к тому, что хотел им сказать автор. Из этого можно сделать вывод, что буржуазия еще не совсем утеряла связь со своим прошлым, не совсем распрощалась со своими идеалами. Кое-кто из них признавал и тот факт, что окружающая действительность может на поверку оказаться весьма сложной и неоднозначной — особенно если учитывать такие волнующие общество явления, как промышленный рост, позитивизм, либерализм, секуляризация и политическая поляризация.

Общество 1870-х годов постоянно двигалось и изменялось. Иные консерваторы изо всех сил старались внушить народу, что защитить закон и порядок можно лишь посредством нейтрализации таких «врагов общества», как Ибсен и Брандес. Сильная реакция наблюдалась и в либеральных кругах, благодаря чему у Ибсена всегда было достаточно материала для творчества. Реакция шла со стороны тех, кто стремился сохранить свое маленькое «общество», свою деревню или семью, защитить их от угрозы поглощения огромным и враждебным внешним миром.

Сам Ибсен в те годы находился под влиянием более свободомыслящих европейских кругов. Он писал о жизни норвежской провинции, о ее застойном существовании. Но пытался в то же время передать своим читателям призыв к прорыву и переменам.

Ибсен сделал местом действия своей первой реалистической драмы, «Столпов общества», небольшой норвежский приморский город. Дело в том, что эта среда была ему близка и знакома, в этой среде он провел все детство и юность. Именно в таком закрытом, маленьком обществе, как Шиен, и начал он познавать мир. Годы взросления он провел в Гримстаде, другом маленьком городке на побережье, население которого в 1840-х годах составляло всего 800 человек. Там ему выпала роль наблюдателя со стороны и там же он начал свой творческий путь. В небольшом обществе с простой структурой социальные, экономические и прочие противоречия просматриваются гораздо лучше, чем в обществе большом и многосложном. Отчетливее видна власть, отчетливее видно и бессилие. Для драматурга подобное миниатюрное общество может служить своего рода социальной лабораторией — ареной, на которой разворачивается борьба сил. Особенно если находишься на расстоянии — это позволяет яснее видеть.

Ибсен дважды жил в Италии — в общей сложности более десяти лет. Он провел в этой стране самое счастливое время своей жизни. Писатель полагал, что там ему работалось легче, чем где бы то ни было. В Италии были созданы его лучшие произведения.

В данной главе мы попытаемся рассказать, что значили для Ибсена годы, прожитые в Италии. Многие художники воспринимали свое пребывание там как время подлинного «ученичества» и творческого становления. Относительно Ибсена тоже можно утверждать, что знакомство с Италией окончательно сформировало его как художника. В то же время он живо интересовался тем, что происходило на родине, в Норвегии. Чтобы оценить своеобразие Ибсена как драматурга, нужно понять те обостренно-напряженные чувства, которые он испытывал, деля свое сердце между родиной и чужбиной, между Норвегией и Италией.

Ибсен не принадлежал к тому типу людей, для которых естественно писать автобиографии. Этот жанр вынуждает автора вернуться к своему прошлому и требует от него максимальной честности и открытости. Восхваляя ту или иную автобиографию, критики чаще всего говорят: «безоговорочно честная». Требование честности заключается в том, что пишущий автобиографию должен сбросить маску и встретиться с читателем лицом к лицу. Ведь читатель желает видеть человека, а не автора художественного произведения.

Натура Ибсена противилась всякому самораскрытию — как в литературе, гак и в жизни. Спустя несколько месяцев после первого визита в Рим в 1864 году он писал Бьёрнсону: «Я знаю свой недостаток — неспособность тесно, душевно сходиться с людьми, которые требуют, чтобы с ними были нараспашку. У меня есть что-то общее со скальдом Ятгейром в „Борьбе за престол“. Я не могу заставить себя раздеться донага. И я чувствую, что в своих сношениях с людьми я вообще не в состоянии выразить то, что ношу в глубине души и что составляет мое настоящее „я“; поэтому я предпочитаю совсем замкнуться в себе…»