Бьёрн Хеммер - Ибсен. Путь художника

Но на этом и заканчивается сходство характеров Грегерса и Ялмара. Грегерс, вопреки всему, не смирился, он по-прежнему ищет свободной и полнокровной жизни — того, что на символическом языке драмы называется «увидеть небо и море» (3: 673). Смирение олицетворяет образ подстреленной утки, которая вроде бы сумела приспособиться к жизни на чердаке и тем самым забыла о своей естественной жизни. Но Грегерс прав, когда говорит, что для утки такая жизнь неестественна. В его глазах семья Экдалов вынуждена вести именно такую жизнь.

Проблема, над которой Грегерс и Ялмар бьются каждый по-своему, затрагивает многих персонажей драмы. Все они глубоко несвободны по отношению к своему прошлому и не смеют посмотреть в глаза горькой действительности. Но Ибсен все же удивительно мягко относится к «многочисленным слабостям» этих героев. Его терпимость можно объяснить тем, что сам он в то время воздерживался от полемики. Как он писал издателю, пьеса не имеет отношения ни к политике, ни к обществу, и перед ней не стоит задача вызвать возмущение публики. Действие «Дикой утки» разворачивается исключительно в сфере семейных отношений, — пишет драматург.

С этим трудно не согласиться: речь в пьесе идет о доме, о браке, о детях — короче говоря, о семье. И не об одной семье, а о двух: Экдалах и Верле. Незримыми нитями связаны эти семейства в прошлом и в настоящем. Их взаимоотношения приводят к роковому конфликту. Корни этого конфликта — в той трагической истории, которая много лет назад послужила причиной краха семейства Экдалов.

По ходу действия драмы между представителями нового поколения обеих семей завязываются тесные отношения. И это вновь приводит к трагедии. В предыдущем поколении лейтенант Экдал — вероятно, действуя из наилучших побуждений — совершил трагическую ошибку, а его сын Ялмар вынужден был за это страдать. Теперь невинной жертвой становится Хедвиг. Вновь ребенок страдает за те отношения, которые завязываются в мире взрослых.

Хотя в «Дикой утке» немало комических элементов, нетрудно увидеть, что в центре внимания — трагедия ребенка. Это трагедия Грегерса и Ялмара, когда те были детьми, но в первую очередь это трагедия Хедвиг. Когда Ибсен описывает ситуацию, в которой оказалась девочка, он создает ряд сцен, отмеченных нехарактерной для него брутальностью. Вспомним душераздирающий натурализм той сцены, в которой Ялмар прогоняет беспомощного, беззащитного ребенка. Хедвиг, ничего не подозревая, внезапно становится виновницей тяжелого конфликта, корни которого — в давних отношениях двух семейств. Ей самой и ее маленькому уютному миру начинает угрожать настоящая опасность.

Но драма не является трагедией в чистом виде, и она не названа «Хедвиг». Заслуживает внимания и то, что Хедвиг далеко не сразу становится главным персонажем на сцене. В течение всего первого действия ее как будто не существует, о ней ни разу не упоминается. Лишь постепенно мы начинаем понимать, что главное в драме — не конфликт поколений. Это вовсе не вариация Ибсена на тему «Отцов и детей». Хотя в начале драмы доминирует именно подобный конфликт.

В обоих семействах мы встречаем сыновей, стыдящихся своих отцов и желающих от них дистанцироваться. Этот мотив постепенно сменяется другим — мотивом отношений между отцом и дочерью. И все-таки главным движителем драмы является чувство вины, которое испытывает Грегерс, — он чувствует себя в неоплаченном долгу перед семьей Экдала и платит по счетам своего отца. Истинная подоплека поступков Грегерса — стремление ускользнуть из мира, где правит старый Верле и где господствуют его принципы. Только теперь, будучи взрослым человеком, Грегерс решается восстать против авторитета отца, которого всю жизнь боялся и ненавидел. Действия героя обусловлены прежде всего его собственными желаниями, угрызениями совести, а также отсутствием веры в какие-либо идеалы.

Грегерс, безусловно, честен перед собой, когда он видит последствия своих действий. Но при этом он в какой-то наивной слепоте спрашивает Гину: «Верите ли вы, что я хотел устроить все к лучшему, фру Экдал?..» (3: 717). По злой иронии судьбы, именно Грегерс, которого так привлекает чистота детской души и ее вера в жизнь, невольно становится виновником смерти невинной девочки. Как в его собственном несчастливом детстве, отец подозревается в развратных помыслах, и это составляет мрачный фон происходящего. Налицо один из многочисленных примеров того, как настоящее в этой драме дублирует прошлое. А семейные линии и семейные взаимоотношения вновь пересекаются роковым образом.

Впрочем, Грегерса мало заботит его статус в семье Экдала. Когда Грегерс во втором действии буквально врывается к Ялмару в дом, он выглядит назойливым, раздражающим и чужеродным элементом. Грегерс ушел из общества, где царит достаток, но вместе с тем — холод и одиночество. Этот холод он приносит с собой.

Грегерс «внедряется» в семью Экдалов, которые полагают, что их жизнь вполне благополучна. Стоило Ялмару это сказать, как Грегерс постучался в их дом. Он приходит в чужой ему мир, расстраивая общность людей, которая худо-бедно, но все-таки сложилась. Что этот мир для Грегерса незнакомый и непривычный, подчеркивает доктор Реллинг во время завтрака: «Ну, как по-вашему, не хорошо разве для разнообразия посидеть за обильно уставленным столом в счастливом семейном кругу?» (3: 694).

Реллинг явно провоцирует Грегерса, ибо тот не верит в «счастье», которое якобы царит в мансарде семьи Экдалов. Он видит лишь последствия того, что считает циничной игрой Верле-старшего с человеческими судьбами. Исходя из этого, он определяет и цель своей жизни. Он хочет дать Ялмару и Гине возможность осознать их несвободу и заложить основание для их союза — «честного, истинного брака» (3: 706).

Грегерс обладает обостренным чувством справедливости. И смотрит на брак Ялмара и Гины в общем-то правильно. Беда в том, что он делает то же самое, в чем обвиняет своего отца. Он вживается в роль опекуна , используя людей для удовлетворения собственных потребностей. План Грегерса, естественно, вызывает отторжение. Ялмар вовсе не собирается что-то менять в своей жизни и говорит Грегерсу: «Но только меня ты уж оставь в покое. Могу тебя уверить, что — если, разумеется, не считать моей легко объяснимой душевной меланхолии — я вполне счастлив, насколько лишь может пожелать человек» (3: 690).

Но активнее всех против Грегерса выступает доктор Реллинг. Ибо Реллинг, подобно старому Верле, взялся опекать семейство Экдалов (3: 644). «Домашний врач» понимает, какую опасность представляет Грегерс для тех, кто не может ему сопротивляться. Реллинг считает, что ему одному известно, в чем действительно нуждаются обитатели дома: им нужна отнюдь не жестокая правда об их жизни, но тщательно отретушированный портрет, который дал бы им субъективное ощущение собственной значимости. А что такой образ не имеет ничего общего с реальностью, доктора не беспокоит. Он понимает не только опасность, которую представляет Грегерс для видимой семейной гармонии, но и то, что эта опасность угрожает в первую очередь ребенку — Хедвиг. Такая прозорливость, пожалуй, является единственным положительным качеством Реллинга. К людям и к жизни он относится в целом цинически.