Михаил Пробатов - Я – Беглый

Мы с Александром Ивановичем дошли до Управления, сдали туда какие-то бумаги и ушли в город, благо никакой проходной в этом порту не было в принципе. Долго шли мы улочками, извилистыми, узкими, очень грязными, заваленными обрывками листовок и плакатов, не убранных со времени недавних политических потрясений. Голые малыши играли на мостовых, женщины перекликались из окна в окно и развешивали сушиться цветастые тряпки у нас над головами, а мужчины курили короткие трубки, сидя на чём попало, а иногда и прямо на булыжнике мостовых. Никакого базара найти нам не удавалось, а жара стояла такая, что мы взмокли, хоть выжимай.

Подошёл к нам человек лет пятидесяти, и что-то в нём знакомое показалось. И он представился болгарином. Спрашивать, как он попал сюда, было неприлично. Но он сам сказал, что его родители приехали сюда во время войны, они были евреи.

— Что ж, родители евреи, а ты болгарин? — спросил боцман. — И по-русски говоришь ты хорошо… уж слишком. Нас не интересует, кто ты. Только голову не морочь. Не люблю.

— Я здесь болгарином называюсь, так проще. Потому что порядочные евреи живут в чистом городе, там, где бывшие хозяева. А я? Чёрт знает кто. Я уехал бы в Израиль, да тут одна баба мне нарожала кучу негритят, и жаль бросать, а тащить их туда — боюсь, я там их не прокормлю. Здесь я уж приспособился. Не очень хорошо, но приспособился. У меня тут есть хороший бизнес. Очень хороший. Немного рискованный, но ведь, кто не рискует, — он как-то неуверенно засмеялся, — тот не пьёт шампанского. Заплатите мне немного, я вас отведу в приличное место, где вы сможете отдохнуть. Посмотрите, как девушки танцуют, и там можно спокойно выпить. Там много советских моряков.

Район, которым мы шли, тем временем всё больше и больше напоминал помойку. И стали появляться какие-то мрачные личности. Не все они были чернокожие. И некоторые подходили к нашему самозваному гиду, спрашивали его, явно о нас, по-английски. Иваныч английский немного знал.

— Его спрашивают, много ли он на нас хочет заработать.

— Иваныч, пойдём отсюда к чёрту.

— Да не бойтесь вы! — испуганно сказал это еврейский болгарин. — Ну, чего вы испугались? Мы уже почти пришли. Вот. Это здесь.

Там была вывеска, совсем, как в ЖЖ: «Friends».

— Иваныч, это нормальный бардак, но этот парень мне не нравится. Конечно, взять с нас нечего… Но таких заведений полно прямо в порту. Куда это нас понесло?

— Точно. Дурака я свалял, — сказал Иваныч.

Этот болгарин подошёл к дверям заведения и нажал кнопку. Вышел здоровенный молодой чернокожий. Дальнейший разговор был нам понятен, даже если б они говорили по-китайски:

— Я тебя просил сюда не ходить? А ты ещё притащил сюда советских. Убирайся.

— У них полно добра. Ты с ними только поговори. Хорошие клиенты.

— Я не принимаю тряпок. И парфюм мне не нужен. У меня приличное заведение. Вчера приходили твои друзья. Всё у меня тут перевернули и напугали мне девок. Оставь нас в покое. Я уже знаю, кто ты такой.

— Пойдёмте, — сказал мне наш гид. — Пойдёмте ко мне домой. У моей жены есть сестра, удивительная красавица. Её все зовут здесь чернокожая Мэрилин Монро.

— Живо веди нас в сторону порта, — сказал боцман. — Гляди, парень, я полицейского позову.

— К сожалению, здесь полицейских не бывает, — сказал болгарский еврей, глядя куда-то в сторону.

Посмотрел и я туда, куда он глядел. Из-за угла переулка, не торопясь, выходили четверо прекрасно одетых, очень внушительного вида европейцев. Все четверо были пьяны. Так пьяны, как только может быть пьян советский человек первого января. И один из них сделал болгарину знак, чтоб он никуда не двигался. Стояли и мы. Когда они подошли к нам вплотную и разглядели нас, тот, что казался начальником, заговорил по-русски. Сначала он обратился к нашему приятелю, болгарскому еврею.

— Тебе где велено было находиться всё это время? Со вчерашнего дня? Чем это ты опять занимаешься? Я не знаю, что с тобой делать. Ладно, сейчас поговорим, — он обратился к нам. — Ну, товарищи моряки, что скажете? Вы в увольнении? Знаете дорогу, как отсюда выбраться?

— Мы… с ведома помполита…

— Нам насрать на твоего помполита. Вы почему на улицах с кем попало заводите знакомство? Вы члены партии? С какого судна? — но он тут же забыл этот свой вопрос. — Этот сумасшедший, что вам уже тут наговорил? — Вы знаете, куда он вас привёл?

Мы не знали.

— В бордель, — сказал мой боцман.

— Если бы, — сказал наш земляк в светлом полотняном костюме.

— Я хочу уехать из этой страны, — сказал наш загадочный приятель. — Я просто хочу забрать жену и детей и уехать. Разве я не имею права?

— Я тоже хочу уехать отсюда, — сказал один из них, помоложе, а остальные молчали. После этого он ударил болгарина по лицу, а тот закрыл лицо ладонями. Тот, кто бил, не очень сильно его ударил, а потом сказал:

— Но мы с тобой, ты и я, оба находимся на службе. Просто я нормальный человек, а ты наркоман.

— Не я наркоман, ты же знаешь. Мой старший сын не может жить без дозы.

— Это меня касается, а? А то, что ты здесь под суд умудрился угодить? Он вам как представился? — спросил он нас.

— Он сказал, что болгарский еврей.

Эти люди засмеялись.

— Он сумасшедший. Это ж надо придумать, а он всё время что-то новое придумывает. Ребята, вы помалкивайте про эту историю, вам же будет лучше. Хотите виски? — Он достал из кармана бутылку, и мы сделали по большому глотку. — Сейчас вас отвезут в порт. И не шляйтесь здесь. Видите, что твориться? И я ещё раз повторяю: Помалкивайте. А не хотите — не помалкивайте. Этот парень спятил, потому что ему здорово досталось, когда отсюда англичан выкидывали. Ещё пятнадцать лет назад было ясно, что его нужно отозвать. А когда он натворил делов, тогда спохватились. Кто виноват? Хотите ещё виски? — мы не стали отказываться. — Его давно б уже убрали, да он так запутался, что шуму будет больше чем толку от этого. Тут, видите ли, вдруг начальство велено было поменять. Так вы с какого судна?

— РТМ «Галатея».

— О! Да это ж Калининградского Управления. У меня сестра в Калининграде живёт…

— Ну, хватит болтать.

Они то и дело напоминали друг другу, что болтать нужно поменьше.

Итак, мы приехали в Ростов-на-Дону, и брат мой Толик с нами. Он чудесный был парень, но город, куда его привезли, был известен всей стране, и, пожалуй, такому мальчику не следовало там появляться, и, быть может, если б отец тогда не получил кафедру в РГУ, Толик и сейчас был бы где-то здесь, от меня неподалёку. Хотя…

— Вот вам — наследственность. Пожалуйста, — говорил отец, (совсем, как профессор Преображенский). — Это будущий бондарь Брагин.

— Черты характера — да. Но судьба, надеюсь, генетически не передаётся? — бабушка моя в таких случаях всегда невозмутимо вязала, изредка только взглядывая собеседнику в лицо. С ней было трудно спорить. — Простите… Раз, два, три, четыре, пять… Ну вот, я ошиблась, придётся распустить.