Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

Много было пролито слез при встрече. Тут и радость от сознания, что она выжила и вот теперь стоит перед нами живая, невредимая, в расцвете молодости, тут и горечь от сознания, что еще долгие годы нам предстоит жить в ссылке вдали от родной дочери, и, наконец, тревога за последствия простуды, схваченной по дороге из Казахстана в Предивную. Но, слава Богу, простуда не дала осложнений. Видимо, крайнее перенапряжение во время сорокакилометрового похода, сопровождавшееся сильным потением, сбило высокую температуру, и болезнь начала отступать.

Мы теперь могли свободно и непринужденно поделиться воспоминаниями о прожитых годах. Правда, в лагерные годы мы переписывались с дочерью, но много ли можно было написать в письмах, подвергавшихся строгой лагерной цензуре, да еще один раз в месяц?

Нас интересовали первые шаги трудовой деятельности Лены. Пока человек не приобрел еще практических навыков на первой самостоятельной работе, он чувствует себя неуверенно. Как важно в этот период встретить в новом коллективе товарищескую и благожелательную поддержку непосредственного руководителя. В этом отношении Лене повезло. Заведующий отделом Уральской селекционной станции Николай Иванович Башмаков оказал исключительное внимание молодому специалисту, знакомя Лену со всеми деталями работы. Она впитывала в себя опыт и знания руководителя, проявляя старание, исполнительность, аккуратность и добросовестность. Под руководством Николая Ивановича Лена сформировалась как научный работник, для которого в эксперименте точность, достоверность полученных данных стояли выше всего.

Башмаков был одаренным исследователем и хорошим человеком. Так что, повторю, в плане руководства Лене повезло. Но огорчало, что климат Западного Казахстана (Уральск, где Лена поселилась, был административным его центром) подрывал здоровье дочери. На протяжении двух летних месяцев температура воздуха повышалась до 35° и выше. Весь день приходилось работать в поле на солнцепеке, и одолевала страшная жажда. Девушка выпивала за день огромное количество воды, что создавало вредную нагрузку на сердце и положило начало сердечным заболеваниям. Обо всем этом и о многом другом беседовали мы с Леной в период ее пребывания у нас. Но дни отпуска пролетели быстро. Я договорился с начальством верфи, чтобы Лене разрешили ехать в машине, которая отправлялась в Красноярск. И вот уже она уезжает. Мы распрощались с дочерью, она влезла в кузов грузовой машины и при сорока двух градусах мороза отправилась в путь, превышающий сто километров. Долго еще мы обменивались прощальными взглядами. Лена уезжала, одолеваемая горькими мыслями о своем бессилии помочь родителям, т. е. вырвать их из ссылки.

Ссылка Оксаны, как я уже говорил выше, не только не была юридически оформлена органами МГБ, но даже не была ограничена определенным сроком. По существу это означало, что человек отправлен в ссылку навечно. И такому ссыльному не оставалось ничего другого, как устраивать свою жизнь на далекой чужбине, отбросив всякие иллюзии. Наша оторванность от дочери и тяжелый для нее климат зоны Уральской станции все чаще склоняли нас к мысли — не устроиться ли Лене в Сибири поближе к нам? Само собою разумеется, нам и в голову не приходило насиловать ее волю, если бы она не пожелала забиваться в глушь ради облегчения нашей участи. Ну а если и в самом деле в районе ссылки нашлась бы подходящая для Лены работа на опытной станции со сносными бытовыми условиями, почему бы ей не переехать поближе к нам? Тем более, что речь шла бы не о переселении с благодатной Украины, а из Западно-Казахстанской области в здешние места с несравненно более здоровым климатом.

Я узнал, что в пятнадцати километрах от села Казачинская, расположенного в семидесяти километрах вниз по Енисею от Предивной, находится Казачинская сельскохозяйственная опытная станция. Туда я и съездил во время отпуска.

Был солнечный летний день, когда я сел на теплоход, направлявшийся из Красноярска в Дудинку. Это была приятная прогулка по Енисею. Широкая спокойная гладь реки радовала глаз. Высокие каменистые берега поражали огромными скалами, нависающими одна над другой. Из расщелин между ними на голой скалистой земле вырастали отдельные громадные сосны; одни стояли прямо, другие свисали почти горизонтально над Енисеем. А наверху по обеим сторонам реки — беспредельная тайга. Величественное зрелище!

Вдруг до моего слуха донесся сначала слабый, а потом все более усиливавшийся шум воды, словно мы приближались к водопаду. Далеко впереди по всей ширине реки показались какие-то черные точки, рассеянные во множестве по всей поверхности Енисея. По мере того, как мы приближались к ним, точки росли и на глазах превращались в пороги. Скоро наш теплоход уже искусно лавировал между ними. Енисей ревел, бурлил, кипел. Но вот шум воды стал постепенно затихать, пороги все больше уменьшались в размерах, становясь очень похожими на пни спиленных деревьев. Наш теплоход снова вышел на простор.

Через три часа мы уже были у причала пристани Казачинская. Где — то высоко расположилось село. К нему вела дорога по отлогому песчаному склону.

Для местного населения, поддерживавшего связь с внешним миром только во время навигации, прибытие теплохода было большим событием. Еще до его прибытия толпа жителей пришла на пристань и шумными криками приветствовала его появление.

Я пошел в село. По обе стороны главной улицы выстроились одноэтажные бревенчатые домики. Бросались в глаза неуютные, малоухоженные усадьбы с обветшалыми хозяйственными постройками и жалкими огородами. Идя по улице, я набрел на единственный в селе промтоварный магазин и зашел туда, чтобы узнать, как попасть из Казачинской на опытную станцию. В магазине было полно праздношатающихся людей. Они собирались здесь в основном ради того, чтобы поделиться новостями, перекинуться словом. Это был своего рода клуб. Дверь в магазин была открыта настежь; вдруг в помещение вваливается огромный козел-красавец, с густой свисающей шерстью, широкой грудью и спирально изогнутыми рогами. Видно было, что козел по кличке Васька — всеобщий баловень и любимец. Васька лениво разлегся на полу и милостиво разрешал всем желающим его гладить.

В магазине мне рассказали, как добраться до опытной станции. Нужно было дойти до околицы села, а там «голосовать». И вот я на околице. Долго не было никакой машины. Почувствовав усталость, я прилег на траве у обочины дороги. Вдруг я увидел, как по направлению ко мне, нагнув голову и выставив вперед рога, движется козел Васька. Я вскочил на ноги. Козел решительно наступал на меня. Опасаясь, как бы он не ударил рогами меня в живот, я цепко схватил его за рога. Васька с такой силой замотал головой, что я еле удержался на ногах. Тут же вокруг нас собралась толпа ликующих мальчишек. Они истошно завопили: «Давай, давай, Васька!» Почувствовав моральную поддержку, козел еще решительнее замотал головой, стараясь высвободиться из моих рук. С каждой секундой мои силы слабели, и я уже решил было отпустить козла и бежать без оглядки, надеясь только на свои ноги. На мое счастье, в это время подошел какой-то мужик и увесистой палкой хорошо огрел козла по спине. Я разжал руки, и Васька удрал вместе с разбежавшимися врассыпную мальчишками. Я от души поблагодарил своего спасителя.