Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

Авторство некоторых способов медицинской симуляции приписывалось блатарю Ивану Яковлеву. Он имел кличку «чума» и был колоритной фигурой. В уголовном мире он занимал видное место. Если Струков был теоретиком, мыслителем, идейным вождем, организатором и законодателем преступного лагерного мира, то Яковлев был практиком, проводившим в жизнь самые авантюристические и рискованные предприятия. Это был очень подвижный, непоседливый парень, наделенный кипучей энергией и инициативой. Было ему лет тридцать пять. Среднего роста, худая шея с выдающимся кадыком. На впалых щеках — две глубокие складки в виде полукружий от ноздрей до подбородка. Привычка вскидывать голову вверх и вбок свидетельствовала о расшатанности его нервной системы.

За его плечами был двадцатилетний лагерный стаж. Он успел побывать во многих лагерях Советского Союза — на крайнем севере европейской части, в Красноярском крае, в Якутии, на Колыме, работал в тайге, на лесоповале, на строительстве дорог, в каменоломнях.

Вряд ли выдержал бы такую многолетнюю каторгу заключенный даже с самым богатырским здоровьем, если бы он честно и добросовестно трудился. Но Яковлев умел «кантоваться», поэтому не погиб. Однако, несмотря на все его уловки и ухищрения, здоровье его в конце концов пошатнулось и с зачатками туберкулеза он попал в Баим.

Он мог часами рассказывать о своих приключениях, причем рассказывать увлекательно. Он помнил во всех подробностях как свои личные похождения, так и налеты банд, которыми руководил. Помнил названия десятков лагерей, в которых побывал, сотни фамилий начальников, надзирателей, конвоиров, друзей. Рассказывая о своих набегах, он, несомненно, приукрашивал их, так как обладал большим воображением и фантазией. Вспоминая свои авантюристические приключения, он очень воодушевлялся, и видно было, что это его родная стихия, что опасные ситуации, в которые он попадал с риском для жизни, доставляли ему просто-таки наслаждение. Как и всем блатарям, ему была присуща манера порисоваться своей смелостью и отвагой в частых набегах на склады, ларьки, почту, в схватках с «суками». Он любил похвастаться своей находчивостью, когда надо было спрятать награбленное добро и реализовать его.

И, как подобает истинному урке, он весь с головы до ног был разукрашен «живописью». На его теле не было ни одного квадратного сантиметра, свободного от татуировки. Надо отдать должное неизвестному художнику, который с большим мастерством, даже талантом, наколол на всю грудь Яковлева портрет Сталина, а на спину — распятого Христа со склоненной головой в терновом венце и с выражением глубокой скорби на лице. На руках вытатуированы голые женщины в самых похабных позах, какая-то змея, неизменный якорь — символ духовного родства с отважными моряками, а на заду — изречения: на одной ягодице «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», а на другой — «Танька, сучья твоя морда!» Словом, рядом оригинальным образом уживались симпатии к социализму, христианству и порнографии.

Лагерь был для Яковлева родной стихией. Он пользовался у блатарей большим авторитетом за свой богатый опыт, верность и преданность своей организации, был истинным героем уголовного мира.

Иван давно был бы на воле, если бы остепенился. Вот подходит конец срока его заключения. Нужно бы вести себя поскромнее, чтобы выйти на волю. Но у него всегда так получалось, что в этот период он обязательно влипал в какую-нибудь историю. Иначе можно было прослыть либо трусом, либо «сукой» — страшное подозрение, которое грозило не только потерей популярности среди соратников, но даже лишением головы. И вот, узнав, что «наших бьют» или началась схватка с «суками», забаррикадировавшимися где-то в бараке, он хватает нож и бежит в самую гущу сражения, показывает чудеса храбрости, а затем его, окровавленного, избитого и наскоро перевязанного, кладут в больницу, а потом в карцер. И снова добавляют пять лет за поножовщину, избиение надзирателя или за крупную кражу. Так первоначальный трехлетний срок, который он получил за первое преступление, возрос до двадцати и, вероятно, станет пожизненным (думал я), если Яковлев не переменится.

Интересно, как он вступил на преступный путь.

Жил Иван с родителями и старшим братом в Ленинграде. Отец работал в каком-то учреждении мелким служащим. В 1925 году Ивану было пятнадцать, а его брату Николаю — двадцать два. Иван только что закончил семилетку. В один из дней отец исчез. Скоро братья узнали, что его посадили в тюрьму по доносу дворника. Они решили отомстить за отца. Обычно дворник начинал уборку лестницы с шестого этажа. Лифта в доме не было, но был глубокий пролет вроде четырехугольного колодца на всю высоту дома. В ожидании дворника братья однажды притаились на площадке и, как только появился дворник с метлой, подкрались к нему сзади, схватили под мышки и сбросили с шестого этажа в пролет вниз головой. Преступников задержали и судили. Старшему Николаю дали десять лет, а младшего как несовершеннолетнего направили в детскую исправительную колонию. Но оттуда он скоро сбежал и попал в шайку подростков, в которой в законченном виде получил воровское «образование» и воспитание. Так началась его «карьера», и Иван оставался ей верен на протяжении почти двадцати лет.

Но в те годы, когда я с ним встретился и познакомился поближе, я стал замечать у него интерес к вопросам, которые выходили за рамки будней блатного мира. Тут я невольно оказался виновником его нового увлечения.

Мой Юра присылал мне учебники, пособия для изучения английского языка. Я любил иностранные языки, питая к ним пристрастие еще со школьной скамьи. Когда-то я изучал греческий, латинский, польский, немецкий. Захотелось овладеть еще английским, который за время войны широко распространился.

Яковлев, с которым я жил в одном бараке, вдруг загорелся желанием тоже изучать английский и пристал с ножом к горлу, чтобы я систематически с ним занимался. Мне это не могло понравиться, так как не хотелось терять время, да я и не верил в серьезность намерений Ивана. Я думал, что вряд ли у него хватит терпения, выдержки и упорства для скучного для него дела. Кроме того, я считал, что без знания основных грамматических и синтаксических понятий взрослому человеку вообще трудно изучать иностранный язык. Все же я уступил его назойливым просьбам, подумав, что, если он и в самом деле увлечется этим новым для него разумным занятием, то, возможно, это даст ему какой-то толчок для возникновения духовных запросов и отвлечет от интересов блатного мира.

Ученик оказался на редкость способным и восприимчивым. Он схватывал все на лету, и его рвение и увлечение не только не остывало, но скоро перешло в страсть. Правда, произношение у него было ужасное, но Ивана это нисколько не смущало. Он легко запоминал по сотне и больше слов в день. Уже недели через две после начала занятий Яковлев переводил с русского на английский простенькие рассказы. А месяца через три у него был настолько большой запас слов, выражений, оборотов, что он мог уже свободно болтать по-английски. Конечно, его обращение с грамматикой было в высшей степени вольное, но все же его английский жаргон можно было понять. Я все больше упирал на грамматику и произношение, чтобы сделать английскую речь Яковлева более правильной. Но все эти тонкости только раздражали его, так как он считал, что они лишь задерживают скорейшее овладение разговорной речью. У него же было страстное желание как можно быстрее научиться «трепаться».