Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

Концерты были всегда веселые, интересные, увлекательные. Публика принимала их с восторгом, и каждый такой культпоход был для нее подлинным праздником.

Говорят, что концерт, даже неважный, можно подправить, если его ведет опытный конферансье. Хотя наши концерты были интересны и содержательны сами по себе, они еще больше выигрывали благодаря Александру Михайловичу Парчинскому. Это был превосходный конферансье — остроумный, находчивый, он так и сыпал шутками, прибаутками в промежутках между номерами. Публика надрывалась от хохота, топала ногами, свистела в знак одобрения (реакция, разумеется, своеобразная), а он, как ни в чем не бывало, продолжал с серьезным видом потешать зрителей.

Голова его была совершенно лысая. Перед каждым концертом Парчинский намазывал ее какой-то черной дрянью, оставляя посредине белый пробор, и, когда при неярком электрическом освещении вы смотрели на него из зала, у вас создавалось впечатление, что у него на голове настоящая прилизанная прическа.

Высокий, худой, в сюртучной паре, он подходил к рампе и, потирая руки, заводил веселый диалог с каким-нибудь парнем, сидящем в первом ряду. Парень смущался, терялся от того, что становился центром внимания всей публики, но Парчинский не оставлял его в покое, подшучивал над ним, что вызывало веселое оживление в зале, быстро завязывался контакт между Александром Михайловичем и зрителями.

Помимо того, что это был блестящий конферансье, он еще был и превосходным иллюзионистом и демонстрировал такие номера, что буквально потрясал всех своими трюками. Вот один из них. Парчинский вызвал на сцену из публики несколько человек, которых нельзя было заподозрить в предварительном сговоре с ним. Он пригласил их на сцену, чтобы они могли проверять каждый его шаг и, если надо, разоблачить и уличить в мошенничестве.

— Вот что, ребята, — сказал он, обратившись к ним, — тащите сюда из-за кулис вот этот сундук.

Парни охотно вытащили на середину сцены пустой деревянный, окованный железом сундук. Парчинский открыл крышку, повернул его к публике так, чтобы она смогла убедиться, что сундук пуст, и сказал своим ассистентам:

— А теперь осмотрите его тщательно, хорошо ли в нем укреплено дно.

Помощники перевернули сундук, постучали по дну кулаками, кто-то даже вскочил на него и ногами.

— Сундук нормальный, — подтвердили парни.

— Теперь, ребята, я поставлю его вот на это место (Парчинский указал, на какое), но сначала прошу проверить, не подпилены ли доски пола на этом месте, нет ли тут скрытого для глаз люка под сцену. Подойдите ближе! А впрочем, я сам попрыгаю на том месте, где мы поставим сундук.

Он потоптался на этом месте, даже подпрыгнул несколько раз, и все убедились, что пол цел и крепок.

Сундук был водворен на указанное место. Александр Михайлович снова продемонстрировал публике, что сундук пуст, повернув его внутренней стороной к залу.

— Теперь, ребята, кто из вас полезет в сундук?

Все замялись.

— А зачем? — робко спросил один из ассистентов.

— А я его закрою на замок.

— Нет, спасибо, еще задохнешься там.

— Да вы не бойтесь, — уговаривал Парчинский.

— Давайте, я полезу, — вызвался высокий красивый эстонец Лембит, сын известного детского писателя, арестованный в Таллине по 58-й статье.

— Ну, что ж, полезай! — сказал Парчинский.

Под общий хохот Лембит залез в сундук. Всем стало смешно, потому что все видели, с каким трудом длинный Лембит пытался уместиться в тесном сундуке.

— Теперь смотрите внимательно. Я закрываю сундук на замок.

Парчинский захлопнул крышку, едва не стукнув ею по голове Лембита, наложил широкую железную оковку с прорезью, просунул через нее ободок тяжелого увесистого замка, повернул два раза ключ и попросил помощников из публики проверить, закрыт ли сундук на замок.

— Внимание! Итак, все в порядке. Лембит в сундуке, крышка на замке, — сказал Александр Михайлович.

Все затихли, с напряженным интересом ожидая, что же будет дальше.

Парчинский поднял обе руки кверху, сделал несколько взмахов руками над сундуком, пробормотал что-то тихонько, хлопнул три раза в ладоши и сказал:

— Открывайте, вот ключ!

Ассистенты открыли крышку и ахнули: сундук был пуст. Парчинский повернул его к публике так, чтобы присутствующие в зале зрители убедились в этом.

— Где же Лембит? — будто пораженный сам, обращаясь к зрителям, спросил фокусник. — Может быть, удрал через дно? Давайте посмотрим, не выдавил ли он его.

Парчинский повернул сундук вверх дном, вскочил на него, потопал ногами и сказал:

— Нет, дно на месте. Может быть, Лембит провалился через люк под сцену? Но разве это возможно, если дно в сундуке на месте, да и люка в полу никакого нет. Не понимаю, — разводил руками Александр Михайлович.

— А вот он! — будто обрадованный, воскликнул фокусник, указав пальцем на конец зала, откуда по направлению к сцене бежал Лембит. — Откуда ты взялся?

Зал был потрясен. Но особенно были обескуражены ассистенты, которые, казалось, все прощупали своими руками, проверили глазами, все время были начеку, и все-таки Парчинский их околпачил.

Чтобы приободрить помощников, Парчинский решил угостить их «вином», которое было заранее припасено и стояло тут же, на столике. Налил шкалик и поднес его к губам одного парня, но не успел тот протянуть руку, чтобы принять угощение, как Парчинский запрокинул шкалик к себе в рот, а салфеткой вытер губы парня. Бешеный взрыв аплодисментов и дружный хохот потрясли зал.

Чтобы не утомлять читателя, не стану подробно описывать другие номера, демонстрируемые Парчинским (как, например, номер «человек в воздухе», когда из-под загипнотизированного человека, лежащего на топчане, убирают топчан и человек какие-то мгновения висит в воздухе). В эру телевидения ими никого не удивишь, особенно горожан, с детства знакомых с цирком. Но нужно представить себе зрителей-уголовников конца сороковых — начала пятидесятых годов. Впрочем, иллюзионисты высочайшего класса и теперь удивляют зрителей этими и другими давно известными номерами. И мне хотелось подчеркнуть, что Парчинский был действительно таким блестящим фокусником.

Обладал он и другими талантами. Декламатор и чтец, исполнитель комических ролей, режиссер — вот неполный перечень его сценических дарований. Он мог без конца забавлять публику веселыми рассказами, шутками, анекдотами, бесподобно имитировать голоса действующих лиц в диалогах, полностью перевоплощаться на глазах зрителей.

Вот он представляет старушку, пришедшую к доктору за каплями «от живота». Его старушечий, шамкающий голосок, согнутая фигура, шаркающая походка и особенное выражение лица создают полную иллюзию, что перед вами — бестолковая бабуля. Дома она залпом выпивает весь флакончик с лекарствами и от этого еще больше заболевает. Кое-как добравшись до врача, она начинает жаловаться ему плаксивым голосом: