Виктор Еремин - Тайны смерти русских писателей

Вот почему я решился прибегнуть к твоей помощи и умолять выполнить сегодня вечером то, что ты мне обещал. Абсолютно необходимо, чтобы ты переговорил с нею, дабы мне окончательно знать, как быть.

Сегодня вечером она едет к Лерхенфельдам, так что, отказавшись от партии, ты улучишь минутку для разговора с нею.

Вот мое мнение: я полагаю, что ты должен открыто к ней обратиться и сказать, да так, чтоб не слышала сестра, что тебе совершенно необходимо с нею поговорить. Тогда спроси ее, не была ли она случайно вчера у Вяземских; когда же она ответит утвердительно, ты скажешь, что так и полагал и что она может оказать тебе великую услугу; ты расскажешь о том, что со мной вчера произошло по возвращении, словно бы был свидетелем: будто мой слуга перепугался и пришел будить тебя в два часа ночи, ты меня много расспрашивал, но так и не смог ничего добиться от меня […], и что ты убежден, что у меня произошла ссора с ее мужем, а к ней обращаешься, чтобы предотвратить беду (мужа там не было). Это только докажет, что я не рассказал тебе о вечере, а это крайне необходимо, ведь надо, чтобы она думала, будто я таюсь от тебя и ты расспрашиваешь ее как отец, интересующийся делами сына; тогда было бы недурно, чтобы ты намекнул ей, будто полагаешь, что бывают и более интимные отношения, чем существующие, поскольку ты сумеешь дать ей понять, что по крайней мере, судя по ее поведению со мной, такие отношения должны быть.

Словом, самое трудное начать, и мне кажется, что такое начало весьма хорошо, ибо, как я сказал, она ни в коем случае не должна заподозрить, что этот разговор подстроен заранее, пусть она видит в нем лишь вполне естественное чувство тревоги за мое здоровье и судьбу, и ты должен настоятельно попросить хранить это в тайне от всех, особенно от меня. Все-таки было бы осмотрительно, если бы ты не сразу стал просить ее принять меня, ты мог бы это сделать в следующий раз, а еще остерегайся употреблять выражения, которые были в том письме. Еще раз умоляю тебя, мой дорогой, прийти на помощь, я всецело отдаю себя в твои руки, ибо, если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, куда она меня заведет, я сойду с ума.

Если бы ты сумел вдобавок припугнуть ее и внушить, что [153] Последующее многоточие означает несколько замаранных Дантесом слов, которые невозможно прочитать даже с помощью современной техники. Специалисты предполагают, что именно в этих словах и кроется тайна Натальи Николаевны и се дальнейшего поведения. …

Прости за бессвязность этой записки, но поверь, я потерял голову, она горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно, но, если тебе недостаточно сведений, будь милостив, загляни в казарму перед поездкой к Лерхенфельдам, ты найдешь меня у Бетанкура.

Встреча и беседа барона с женой Пушкина в доме Лерхенфельдов [154] Максимилиан Лерхенфельд (1779–1843) — баварский посланник в России в 1833–1838 гг. состоялась 18 октября. Именно рассказ Натальи Николаевны мужу о происшедшем и составляет основное содержание рокового письма поэта, приведшего к неизбежной дуэли. Причем Геккерен, скорее всего, пытался поставить финальную точку в этой истории и помимо уговоров оставить его приемного сына в покое и попыток пристыдить зашедшую слишком далеко дамочку действительно предлагал Пушкиной вступить в интимную связь с Дантесом — лишь бы прекратить весь этот затянувшийся фарс. Последнее стало для Натальи Николаевны зацепкой, из которой она — пушкиноведы полагают, что в день получения пасквиля, то есть 4 ноября, — сотворила грандиозный скандал, наговорив мужу горы самозащитительной клеветы. Далее жена только накручивала Александра Сергеевича, прежде всего против Геккерена как своего главного врага. А поскольку поэт находился в психологической зависимости от Натальи Николаевны, комплексовал в отношении ее, барон постепенно обратился для Пушкина в главного виновника всех его жизненных неурядиц, стал их олицетворением.

В часы таких «откровений» не могла Наталья Николаевна не рассказать и о знаменитой встрече ее с Дантесом в доме у Идалии Полетики. Безусловно, в ее собственной интерпретации — единственной известной пушкиноведам, которые постарались обглодать эту историю почище любимой кости в будке сторожевой собаки.

Идалия Григорьевна Полетика (1807 или 1811–1889) — незаконная дочь графа Г. А. Строганова, жена полковника Кавалергардского полка и одновременно крестника Павла I и Марии Федоровны А. М. Полетики. Она была троюродной сестрой Натальи Николаевны, славилась большим умом, энергичностью, красотой и обаянием. Одновременно Идалия Григорьевна была известна как дама остроумная, злая на язычок и в свете получила прозвание Мадам Интрига.

Долгое время Полетика дружила с Пушкиными, но по неизвестной причине где-то около 1834 г. и на всю жизнь вдруг невзлюбила поэта (первоначально без взаимности). Даже в преддверии собственной смерти она называла Пушкина не иначе как «извергом». Один из основоположников пушкинистики, знаменитый историк и литературовед Петр Иванович Бартенев (1829–1912) со ссылкой на друга семьи Пушкиных В. Ф. Вяземскую записал историю о том, будто Полетика влюбилась в Александра Сергеевича, но была им безжалостно и грубо отвергнута во время какой-то совместной поездки. С другой стороны, по уверениям А. В. Трубецкого, в зрелом возрасте дружившего с Полетикой, Александра Николаевна Гончарова заверяла ее, что является любовницей поэта и что он влюблен в нее безмерно [155] Косвенно это подтвердила В. Ф. Вяземская, через которую умиравший Пушкин передал свояченице некую памятную драгоценную цепочку. Реакция Александры Николаевны на дар умирающего возбудила в Вяземской соответствующие подозрения. А. П. Арапова привела более существенное свидетельство своей няни: «Раз как-то Александра Николаевна заметила пропажу шейного креста, которым она очень дорожила. Всю прислугу поставили на ноги, чтобы его отыскать. Тщетно перешарив комнаты, уже отложили надежду, когда камердинер, постилая на ночь кровать Александра Сергеевича, — это совпало с родами его жены, — нечаянно вытряхнул искомый предмет. Этот случай должен был неминуемо породить много толков, и хотя других данных обвинения няня не могла привести, она с убеждением повторяла мне: «Как вы там ни объясняйте, это ваша воля, а по-моему — грешна была тетенька перед вашей мамснькойГ» A.B. Трубецкой вообще утверждал, что дуэль между Пушкиным и Дантесом произошла по причине ревности поэта, но не в отношении жены, а в отношении ее сестры Александры. A.A. Ахматова доказывала, что сплетня о любовных отношениях Пушкина и Александры Гончаровой была запущена в общество Геккерснами с целью стравить Пушкина с братьями сестер Гончаровых. . Для Идалии Григорьевны это оказалось чрезвычайно унизительным. Современные пушкиноведы высказывают версию, что ненависть к Пушкину разгорелась у Полетики только в результате скандала в начале ноября 1836 г., когда поэт после разговора с Натальей Николаевной, наслушавшись ее вранья, отправился к недавней приятельнице с выяснением отношений и, если не поколотил ее, то уж в матерных выражениях не постеснялся. При этом слушать вполне справедливые попытки Идалии Григорьевны объяснить, что все было не так, поэт не пожелал. Третьи утверждают, что Полетика была до безумия влюблена в Дантеса и не смогла простить Пушкина, из-за гибели которого вынуждена была навечно расстаться со своею единственною любовью.