Петер Энглунд - Первая мировая война в 211 эпизодах

Адъютант поднимает руку, молча подавая условленный сигнал.

Ничего не происходит.

Солдаты смотрят на адъютанта, смотрят на привязанного к дереву, с повязкой на глазах. Среди солдат расстрельного взвода есть товарищи дезертира, “может, даже его родственники”.

Снова подан знак.

Опять ничего не происходит.

Адъютант нервно хлопает в ладоши. Словно требуется звуковой сигнал, чтобы убедить солдат в том, что пора стрелять.

Раздается оружейный залп.

Приговоренный к смерти валится вперед, но тело удерживает кабель, которым он привязан к дереву, и он медленно сползает вниз по стволу. В этот краткий миг он превращается из человека в тело, из субъекта в объект, из человеческого существа в предмет, из “он” в “оно”. К нему подходит врач и после беглого, чисто символического осмотра объявляет, что солдат мертв. Нет больше никаких сомнений в том, что наступила смерть. Монелли видит, что у дезертира снесено полголовы.

Выводят второго.

В противоположность своему товарищу, он совершенно спокоен, на губах даже играет подобие улыбки. Обращаясь к расстрельному взводу, он произносит странным, почти восторженным тоном: “Это справедливо. Смотрите цельтесь получше и не совершайте того, что сделал я!” В рядах взвода замешательство. Кое-кто отказывается стрелять, говоря, что уже казнил первого солдата. Начинается перепалка. Адъютант ругается и грозит, призывая взвод к порядку.

Гремит оружейный залп. Солдат падает. Теперь и он мертв.

Расстрельный взвод распускают, и солдаты расходятся. Монелли видит, как они потрясены, видит страх и боль на их лицах. Весь остаток дня говорят только о происшедшем. Голоса приглушены, многие испытывают чувство стыда, они в шоке. Монелли пишет:

Вопросы и сомнения терзали нас, мы в ужасе гнали их от себя, ибо они оскверняли высокие принципы: эти принципы мы воспринимали безоговорочно, словно вероучение, из страха, что в противном случае нам будет слишком тяжело исполнять наш воинский долг. Родина, долг, дисциплина — эти слова из инструкций, смысла которых мы не понимали, были для нас пустым звуком. Смерть через расстрел — и вот слова стали ясными и понятными. Но те господа из Энего, нет, они не пришли сюда посмотреть, как слова из их приговора претворились в реальность.

♦

В это время Владимир Литтауэр находился на железнодорожном узле Дно, примерно в ста километрах к востоку от Пскова. В его полку тоже пытались обуздать дезертирство. Разница состояла в том, что на Восточном фронте это явление приобрело массовый характер, так что было уже невозможно прибегать к расстрелам. Многие солдаты отказывались идти в бой. Немало было и таких, кто вообще не хотел воевать. Нередко случалось, что дезертировали целые воинские части, уезжая с фронта на захваченных поездах. Как сегодня.

Мы подготовили простые теплушки для скота: весь поезд состоял из полудюжины вагонов. Его подогнали на противоположную сторону платформы, на которую должен был прибыть поезд с дезертирами. Мои люди с винтовками были размещены по обе стороны путей, там, где ждали поезд. И вот он прибыл на платформу, и тогда наши люди начали громко и непрерывно повторять: “Не высовываться! Не высовываться!” Время от времени они палили в воздух из винтовок. Я сам или один из моих офицеров, в сопровождении нескольких солдат, входили в первый вагон и кричали: “Сдавайтесь, сукины дети, пока мы вас не пристрелили! Оружие на землю!” Дезертиры выпрыгивали по одному из вагона и тут же оказывались в коридоре, образованном нашими солдатами. Он вел к теплушке на другой стороне платформы. Как только дезертиров погрузили туда, за ними тут же закрыли широкую дверь и заперли их снаружи. Затем мои солдаты образовывали новый коридор, между следующим вагоном и теплушкой, и все повторилось снова.

Проходит около двадцати минут, и вот уже паровоз со всеми теплушками повернул назад на фронт, везя обратно непокорный груз.

Четверг, 2 августа 1917 года

Ангус Бьюкенен участвует в штурме горы Тандамути

Еще один ночной марш-бросок, еще одно наступление. Перед ними голая гора, она вздымается из густой растительности, будто хребет утонувшего первобытного животного. На вершине большая роща. В ней прячется форт. Он-то и является целью атаки.

В 9.00 утра начинается штурм. В буше строчат пулеметы, раздается треск гранатометов. В первой волне наступления — туземный батальон Королевского Африканского стрелкового полка, 3/ 4 King’s African Rifles . Они несут большие потери, их атака замирает на голом склоне горы. В бой идет вторая волна. Это соединение Ангуса Бьюкенена, 25-й батальон королевских фузилеров. Они начали уважать чернокожих солдат, между ними и самыми боеспособными африканскими частями даже возникло подобие братства — вещь, немыслимая до войны! Бьюкенен командует пулеметным взводом батальона, он со своими солдатами следует за цепочкой стрелков, вверх по горному склону, усеянному трупами, прорываясь к вершине. Перестрелка превращается в непрерывный грохот.

По мере того как немецкие войска оттеснялись все дальше, в самый маленький угол колонии, цепляясь за свои укрепленные позиции, бои становились все более ожесточенными и тяжелыми. И хотя общее число солдат было значительно меньше, чем в прошлых военных кампаниях, боевые потери увеличились втрое.

Обе воюющие стороны подвержены чувству отчаяния. И чем дальше, тем больше. Немцы — оттого что это была последняя пядь их собственной территории на африканском континенте. Британские командиры — оттого что из Лондона приходили все более суровые приказы о скорейшем завершении операции. Не хватало не только военных кредитов, но и тоннажа торгового флота. С тех пор как немцы начали свою подводную войну, их подлодки потопили больше кораблей, чем успевали строить союзники [246], так что каждый четвертый корабль не доходил до места назначения, и под угрозой оказалось снабжение британских островов; в этой ситуации конвои в Восточную Африку воспринимались как непозволительная роскошь.

Отступив из долины Мозамбика, немцы засели на горе Тандамути. Здесь с середины июня наступления чередовались с контрнаступлениями. И сегодня снова в бой.

Две роты из 25-го батальона королевских фузилеров устремились вперед, к деревьям, но были остановлены Ьота , широким заграждением из наваленных кустов терновника, — столь же эффективным, как и колючая проволока. Отпрянув, солдаты рванули обратно, повернув налево. Тем временем Бьюкенен со своими пулеметчиками успел занять позиции в пятидесяти метрах от заграждения. Закипел бой. Вскоре погибли четверо из его “самых опытных и незаменимых пулеметчиков”. Но Бьюкенен не отступал. Его пулеметы продолжали поливать огнем вражеские позиции, и одновременно гранатометы, располагавшиеся сзади, выпускали почти бесшумные снаряды, которые рвались в дыму и пламени среди деревьев [247].