Петер Энглунд - Первая мировая война в 211 эпизодах

К ним подходит женщина, она говорит, что ищет своего сына. Они разрешают ей искать. Бочарская видит, как женщина ходит по полю, где лежат солдаты, от одного к другому. Она ищет среди живых и мертвых. Безрезультатно. Женщина просит отвезти ее к окопам, и ее отвозят туда, вопреки всем правилам, — такое чувство хаоса и отчаяния охватило всех, так почему бы не разрешить женщине поискать своего сына? Она исчезает вдали, сидя в машине вместе с санитаром. Потом машина возвращается. Рядом с женщиной лежит тело ее мальчика.

“Всю ночь, — рассказывает София Бочарская, — ходили мы от одного к другому с фонарями в руках, не в состоянии что-либо предпринять, глядя на пострадавших и на тех, кто задыхался и умирал”. На рассвете поступил приказ вколоть солдатам камфарное масло, которое обычно использовалось при отравлениях и коллапсе. Выжившим на поле вкололи каждому по десять граммов. Казалось, это облегчило их страдания.

Воскресенье, 6 июня 1915 года

Крестен Андресен эвакуирован из госпиталя в Нуайоне

Может, этот случай, капризный случай спасет его? Темной ночью в начале мая Андресен упал в узкой траншее и сломал ногу. После этого он большую часть времени проводил в госпитале, лежа в большом зале, который прежде был театром. За ним ухаживали приветливые французские монахини, а он скучал без книг, и ему страшно досаждала плохая еда, — больных, как считалось, не надо было кормить так же, как и солдат на фронте [112], — но в целом он был очень доволен. Как минимум шесть недель, сказал ему доктор. Если повезет, он, может, протянет в госпитале и до июля; и, может быть, может, может, война к тому времени уже окончится?

Лежа в постели, Андресен, по своему обыкновению, много думал о войне, о том, что будет, о мире и о том, как все устроится. В мае Италия объявила о своем вступлении в войну, англичане наступали во Фландрии, а французы настойчиво атаковали Аррас; ожесточенные бои шли на горе Лоретто; ходили слухи о том, что США и многие балканские страны вскоре присоединятся к противникам Германии. Андресен не переставал изумляться той самоуверенности, с которой многие немцы реагировали на угрозу: они повторяли, что война, может, и затянется, но победу все равно одержит Германия. Сам же он лелеял надежду, что политические осложнения, действительные или мнимые, приведут к миру. И он знал, что будет делать в этом случае. До августа 1914 года он примерно полгода работал учителем в Финдинге, так что после войны он хотел бы вернуться к работе с молодежью. Еще он мечтал построить себе небольшой домик, не больше, чем “курятник тети Доротеи, но очень романтичный и снаружи, и внутри”.

Между тем за последние дни обострилось положение у Руа, всего в десяти километрах от того участка фронта, где стоял его полк. День и ночь они слышали звуки артобстрела; поговаривали о том, что французская пехота совершила прорыв линии фронта. Слава богу, он избежал этого кошмара. Более того. Вскоре понадобятся свободные больничные койки для новых раненых, и говорят, что всех выздоравливающих эвакуируют в Германию.

Он пока ничего не знал об этом. Большую часть воскресенья он пролежал на зеленой травке под грушевым деревом, и в теплом воздухе слышался мягкий рокот далеких пушек. Вечером он пошел на концерт послушать церковную музыку. И только когда, прихрамывая, вернулся в госпиталь, он узнал о том, что им предстоит. Андресен тут же собрал свои вещички. В Германию! Оружие и прочее военное снаряжение сложены в одну кучу, личные вещи — в другую. Выкрикнули их имена, и они получили проездные документы и по маленькой бумажной бирке, которую следовало приколоть на грудь, с именем, воинской частью, диагнозом и прочим. В одиннадцать часов был отдан приказ об отбытии.

Их посадили в автомобили, по пять человек в каждый, и этой летней ночью они отправились в путь. Навстречу им попалось несколько офицеров: они стояли у обочины и всматривались в горизонт, озаряемый артиллерийским огнем и вспышками взрывов, светом прожекторов и медленно гаснущими сигнальными ракетами. Но все это его уже не касалось.

Мы едем в Германию, и даже не знаю, как мне выразить свою радость! Только бы подальше от боев и снарядов! Скоро мы уже не услышим пушек; путь наш пролегает через плодородные пашни и милые деревушки. Я просто сияю от радости, я счастлив — воскресный покой и звон колоколов. Домой! Домой!

В Шони они должны были пересесть на другой транспорт. Остаток пути надо будет ехать конечно же по железной дороге. Их собрали в большом парке, а потом врач осмотрел их. Когда подошла очередь Андресена, доктор изучил его документы и резко сорвал с его груди бумажную бирку. Дальше он не поедет. Андресен полностью здоров и может через пару дней отправляться назад на фронт.

Андресена постигло неимоверное разочарование; все вдруг стало “черным-черно”.

Вернувшись затем в парк, он увидел, что все построились и зовут его. Снова выкрикивают его имя. Конечно же он едет в Германию! Но едва он встал в строй, как заметили, что у него нет бумажной бирки на груди. И ему приказано выйти из строя. “Прощай, свобода! Прощай, дом! Я снова иду на войну!”

Пятница, и июня 1915 года

Флоренс Фармборо слышит разговоры о прорыве у Сана

Уже третья неделя в Молодиче. Почти забыто первое паническое отступление у Горлице. После тех дней в начале мая 3-я армия понесла немыслимые потери — 200 тысяч человек, из них 140 тысяч попали в плен, — но сегодня заняты прочные позиции на берегу широкой реки Сан. Наконец прибыло подкрепление. Из Ставки получен приказ: здесь и именно здесь должны быть окончательно остановлены немцы и австрийцы. Больше никаких отступлений! [113]Вдоль реки идут бои, каждая из сторон где-то локально переходит в наступление [114]. Поздно вечером Флоренс впервые увидела множество пленных немцев, одетых в серое. Они брели по дороге, освещаемые лунным светом, в своих остроконечных касках, их сопровождали верховые казаки. Ширились разговоры о больших потерях врага. Это вселяло надежду.

Там, где находилась Флоренс, боев практически не велось, и это лишь подтверждало то, что кризис преодолен. Теперь оставалось время и для других занятий — постирать в реке, отпраздновать вступление Италии в войну или собственные именины. Девушка много времени бродила по тихому, зеленеющему лесу, собирала весенние цветы. За исключением случаев тифа и холеры, в госпитале стало так спокойно, что некоторые медсестры в нетерпении начали поговаривать о переходе в другое место, где можно принести больше пользы. Их начальник постарался успокоить их, намекнув на то, что госпиталь скоро переведут — может, в 8-ю армию под Лемберг, а может, и на Кавказ. (С кавказского фронта приходили обнадеживающие новости, которых так долго ждали: русские соединения начали продвигаться на юг, через османскую границу, их подстегивали известия о восстании и беспорядках на турецкой стороне.)