Вега Орион - Любовные утехи богемы

Примерно в это же время, когда он работал над «Иисусом среди книжников, а также над несколькими портретами, от старого богатейшего развратника графа Демидова ему поступил заказ на картину в восточном духе, что в то время было исключительно модно. Затем ему заказал «гарем» другой прожигатель жизни и любитель кокоток герцог Жером Бонапарт. С завидной для мужчины восьмидесяти лет быстротой Энгр нарисовал «Турецкую баню», месяц спустя герцог отослал обратно художнику это полотно по требованию своей жены, герцогини Клотильды, которая была не в силах вынести этих откровенно голых тел. Энгр воспользовался этим, чтобы улучшить картину, которая затем была продана Калиль-Бею, другой крупной звезде светского созвездия, который каждой вечер ужинал в «Гран Сез», отдельном салоне Английского кафе, что было предметом смешков женщин, утверждавших, что если он назначен послом Турции в Париже, то только потому, что Париж — это гарем.

Эта картина, выполненная в форме круга, что уже исключительно, стало апофеозом вуайеризма. Это потайной глазок, сделанный в двери, благодаря которому нам открываются обнаженные тела двадцати пяти султанш, расслабленно лежащих в остановившемся времени и купающих свои непостижимые тела в золотом свете. Их груди, напоминающие ягодицы ангелов, окружены ореолом цвета розовых облаков на рассвете. Фактурность кожи, все цвета от самого светлого до самого темного, предстают перед нами, словно в эротическом сне. Очевидно, женщины не знают, что их видят, о чем свидетельствует свобода их поз и их ребяческие двусмысленные объятия. Зрителя почти сразу же охватывает ощущение невольно подсмотренной тайны. Если же присмотреться к этой картине повнимательнее, то уже нельзя будет отделаться от удивительного впечатления, будто ты уже где-то видел этих женщин — или, по крайней мере, некоторых из них. Но только где? В каких местах? В каких снах? В какие времена?

Но странность и волшебство этой картины заключается в другом. Дело в том, что при работе над этой картиной, ставшей для Энгра последней (ему тогда уже исполнилось восемьдесят два года), он не прибегал к помощи натурщиц, а пользовался исключительно эскизами и рисунками из своих заветных папок. Изображениями женщин, которых он желал, которыми он восхищался, которых он любил или мог бы любить, — пойдите узнайте. Моделей, с которыми он был близок, как например, Мадлен с поднятыми и скрещенными на голове руками или Дельфина с короной на голове. Знакомых моделей, как римские красавицы, имена которых он надписал на эскизах: «красавица Тереза», с которой он любил рисовать представительниц прекрасной половины человечества, «светловолосая красавица Мариучча», которая жила в доме № 116 по виа Маргутта, или Мариэтта, соблазнившая Коро, а также г-жа Муатоссье, портрет которой, законченный несколькими годами ранее, причинил ему столько страданий. А еще — это странное чувственное создание, чью правую грудь ласкает Дельфина и которую можно видеть в красной вуали у ног Богородицы на картине «Обет Людовика XIII». Можно вспомнить еще несколько десятков подготовительных рисунков, на которых сладострастно изображены обнаженное тело, груди, половой орган той вакханки, которая превратила его в ангела. Это была, если прибегнуть к выражению в духе Дидро, женщина, способная обречь на адские мучения священника во время мессы и ввергнуть в ад души всех присутствующих.

В этих рабочих набросках, где его чувственность выходила на свободу, весь Энгр. Сильнее и ярче, чем в его картинах, где хороший тон и респектабельность должны были быть соблюдены, здесь нашли свое выражение его тайные желания и желание увидеть то, что обычно скрыто. Изящество наброска, дрожь руки, нетерпеливость, вызванная их объектами желания, каковыми являются соски и половой орган (нечто подобное можно найти только в набросках Климта), делают из этих рисунков очень трогательное признание. Никогда до этого натурщица не была более обнаженной, и никогда художник не обладал настолько целостно своей моделью.

Его гений поддерживало именно это постоянно одолевающее желание. Даже работая над портретами на заказ Энгр пускался в кропотливый интимный анализ своей модели. Когда директор Школы изящных искусств заказал ему «Жанну д’Арк», Энгр в качестве модели использовал обнаженную натурщицу. Сделав несколько десятков восхитительных, совершенно потрясающих рисунков, он оденет броню, потеряет всякое желание и начнет рисовать цинковую картину, блестящую, как свинец.

Работа над портретом знатной дамы не повлияла на его манеру работать. В 1842 году графиня д’Оссонвиль, урожденная Луиза де Брогли, внучка госпожи де Сталь, которая заказала ему свой портрет, не откажется от того, чтобы на рисунках художника она была изображена обнаженной. Конечно, ее заменила натурщица, которая и позировала для эскизов, а голова графини лишь украшала тело, которое ей не принадлежало, но которое так ей шло, что без труда можно было поверить, будто это тело ее. К подобной процедуре «трансплантации» Энгр прибег с госпожой де Балай, баронессой Ротшильд и графиней де Брогли, чей портрет, находящийся сейчас в музее Метрополитен, изображает завидную фигуру и которую можно увидеть на подготовительных набросках — обнаженную, выставившую вперед бедро, с выгнутой поясницей, выпуклым задом и с руками, опертыми на спинку кресла. Благодаря этой уловке, которая не была совершенно неявной, Энгру удалось довести до конца работу над портретами, которые успели ему наскучить.

Выйдя из объятий Элен, молодой натурщицы, Делакруа отметил, что она забрала часть его дневной энергии. И ему ничего не оставалось, кроме как чистить свои кисти, а затем отправиться в кафе, ожидая наступления следующего дня.

Однако желание, как и жизнь, никогда не слушает пророчеств. Что можно сделать, столкнувшись с его могуществом, если не удовлетворить его, несмотря на комок в горле, чтобы затем встревожиться из-за того, что был вынужден его смягчить? «В прошлую среду (это было 15-е) маленькая женщина восемнадцати лет по имени Мари пришла ко мне позировать. От нее я мог заразиться сифилисом», — записал Делакруа в своем дневнике.

Во время уже известного вечера, когда Мюссе провалил обещанное им представление со свечами, Делакруа, если верить словам Мериме, проявлял почти болезненное возбуждение. Девочки, утомленные своими тщетными усилиями пробудить в поэте его мужскую силу, принялись за то, что более совпадало с их талантами. Обнаженные, они со знанием дела стали изображать живые картины, устроив своего рода эротическое соревнование, суть которого сводилась к нахождению самой возбуждающей позы. Спокойный, словно опытный капитан посреди бури, Мериме наблюдал за своими спутниками, внимательно, практически с заинтересованностью энтомолога изучая их реакцию, чтобы на следующий день описать поведение каждого их них. Такова, впрочем, была цель игры, и каждый старался казаться как можно более безразличным, что еще сильнее возбуждало шестерых девиц. Будучи единственным в компании, кто был неспособен сохранить хладнокровие, Делакруа быстро впал в своего рода неистовство. Описывая на следующий день эту сцену Стендалю, Мериме представил Делакруа задыхающимся, трепещущим и одолеваемым желанием овладеть всеми девочками сразу. «Если бы бумага могла это вынести, — добавил он в конце, — я рассказал бы вам много смешного по поводу его эротического энтузиазма».