Дмитрий Кузнецов - Бетанкур

В России Бетанкура поражало, что люди, называющие себя христианами и ходящие каждый божий день в церковь, относились к крепостным, особенно если сдавали их внаём на строительство каналов, хуже, чем к скоту. Мужики работали в нечеловеческих условиях. В Испании с таким отношением к человеку он столкнулся только однажды. Произошло это в 1783 году на руднике Альмаден, одном из крупнейших в мире месторождений ртути, находившемся в Новой Кастилии, в провинции Сьюдад-Реал, у северного подножия Сьерра-Морены.

Месторождение это было известно ещё в эпоху Римской империи, когда ртуть использовали в косметике. Римские красавицы несколько лет наводили на лице румянец раствором ртути, пока не выяснилось, какую разрушительную силу имеет она для здоровья человека. В X веке рудник разрабатывали для получения киноварной краски. Но звёздный час для рудника Альмаден наступил после открытия Колумбом Америки. Оттуда нескончаемым потоком потекли в Европу драгоценные металлы. Мимо этого не могли пройти иезуиты.

В Португалии и Испании до середины XVIII века иезуиты занимали высшие должности, стояли во главе промышленных и торговых предприятий и фактически владели целой страной в Южной Америке (по течению рек Парана, Парагвай и Уругвай). В заморских испано-португальских владениях иезуиты держали десятки тысяч рабов и принуждали их обрабатывать землю и пасти скот.

К XVIII веку иезуиты захватили в свои руки почти всю торговлю в Южной Америке. Через кортесы они добились привилегией и нигде во владениях Испании не платили алькабалы — 10% налога, при этом легко, разными путями, устраняли конкурентов. Уже к середине XVIII века иезуиты имели доход, превышавший миллион песет (в то время песета равнялась приблизительно пяти франкам). Правда, доход этот они тщательно скрывали. Такого богатства орден достиг самыми разными торговыми и промышленными махинациями. Так, в Мексике он владел лучшими сахарорафинадными заводами и очень доходными серебряными рудниками.

Для того чтобы из руды электролитическим способом извлечь серебро, нужна была амальгама — жидкие или твердые сплавы ртути с другими металлами. А ртуть в Испании добывали в шахтах Альмадена. С каждым годом потребность в ней росла. Через Кадис её отправляли в Южную Америку, а из Мексики и других колоний в Европу возвращалось чистое серебро. Иезуиты через подставных лиц полностью контролировали добычу и отправку киновари и мелкозернистого кварца в Южную Америку. Но добыча этих минералов сопровождалась повышенными трудностями. Работать в шахте приходилось в нечеловеческих условиях.

В основном использовали труд заключенных, приговорённых к смерти или многолетней каторге, хотя на меньших глубинах работали и местные жители, которым некуда было деться. Ведь надо было кормить семьи! В отличие от каторжников, они работали не более шести часов и каждый день поднимались на поверхность. А шахтеры годами не видели белого света. Средняя продолжительность их жизни на руднике составляла шесть-семь лет.

Глубина шахты на отдельных участках достигала четырехсот метров, а длина туннелей составляла десятки километров. В то время рудник давал 80% мировой добычи ртути.

После того как испанский король Карл III изгнал иезуитов из страны, на прощание монахи подожгли ртутные штольни. Конечно, в таких условиях продолжать добычу амальгамы было невозможно, но и потушить пожар (он продолжался несколько месяцев) никто не мог. Правительство приняло неординарное решение — затопить шахту. Пожар потушили, но ещё несколько лет никто не знал, как откачать воду с глубины четыреста метров. Королевская казна каждый год несла ощутимый урон, и Флоридабланка обратился к талантливому выпускнику школы Сан-Исидор господину де Бетанкуру с просьбой осушить рудник в Альмадене. Недолго поразмышляв, двадцатипятилетний Августин согласился и вскоре отправился в путь, по дороге заехав в Толедо.

Из дневника Бетанкура от 24 июня 1783 года: «При въезде на мост, ведущий в этот старинный город, чуть ниже по течению реки я увидел остатки парового насоса. Хотя трубы были ржавыми, с трещинами и изломами, я смог заключить: изобретатель намеревался с помощью трубы диаметром в шесть дюймов и насоса, который приводила в действие сама река, поднять воду не менее чем на 70 вар.

Мне сказали, что маркиз де Эскилаче поддерживал идею изобретателя и что вода при испытаниях насоса была поднята более чем на 50 вар, но, когда министр попал в немилость, работы были остановлены, и сегодня только с большим трудом можно догадаться, для чего служили эти руины. Отобедал я в новой гостинице, а затем осмотрел алькасар и кафедральный собор».

Можно только гадать, какое впечатление на Бетанкура произвел Эль Греко — художник, в то время, в отличие от Веласкеса или Мурильо, ещё совсем незнаменитый в Испании. Но учитель живописи в Академии изящных искусств Сан-Фернандо Мариано Сальвадор Маэлья всегда говорил Августину, что на Эль Греко нужно обратить особое внимание: только в его работах есть ощущение драматизма жизни, соединённое с величием божественного мира. Только Эль Греко может передать сокровенность личных переживаний так, чтобы наполнить зрителя новым пониманием мира, где столько же божественного, сколько и дьявольского. Не случайно каждая фигура на его полотнах полна скрытого беспокойства и напряжения. В Толедо Августин лично убедился, что его учитель не ошибался в оценке Эль Греко.

Бетанкур долго стоял перед главным алтарем церкви Сан-Доминго эль-Антигуо и внимательно всматривался в картину «Вознесение Марии». Некоторые работы мастера он уже видел в Эскориале, но в Толедо Эль Греко ему понравился больше: индивидуальность художника была выражена намного сильнее, чем раньше. Августин ещё не видел, чтобы профессиональный живописец так легко отказывался от изображения глубины пространства, от законов перспективы. Эль Греко, в противоположность большинству своих современников, не погружал святых в земную, плоскую реальность, а стремился, дав им плоть, искажать земные события, приближая их к видениям. Поэтому, в отличие от Веласкеса, которого современники называли «художником истины», Эль Греко считался «великим деформатором» — он переносил телесное в сферу бесплотной мистики. Бетанкур впервые увидел, с каким пренебрежением художник относился к анатомии, но при этом все человеческие фигуры обладали какой-то волнующей выразительностью и жизненностью.

Ранним утром, размышляя о творчестве Эль Греко и бросив прощальный взгляд на Толедо, Бетанкур двинулся дальше. Путь его лежал вдоль русла реки Тахо в город Сьюдад-Реал. Проехав две лиги по горной местности, он остановился на постоялом дворе, заказал себе еду, но, кроме двух куриных яиц и кувшина молока, ему ничего не дали. Пообедать довелось только в Мансанеке, и то дичью, которую он сам подстрелил по пути. Вот как он описал в дневнике этот день: «Первые две лиги — это поля, засеянные пшеницей и ячменем, вся земля вокруг кажется безлюдной, лишь изредка мы видели с дороги какой-нибудь домишко; третья лига (она начинается у мавританской башни) — это горы, которые длинным полукругом тянутся с востока на запад, за этими горами и находится принадлежащий Толедской церковной школе для благородных девиц постоялый двор Святого Ионы».