Дмитрий Кузнецов - Бетанкур

В 1712 году Томас Ньюкомен вместе с лудильщиком Джоном Коули усовершенствовал насос: двигатель присоединили к устройству для выкачивания жидкости, что позволило эксплуатировать пароатмосферную машину многие годы в различных районах Англии для откачки воды из шахт. Но в машине Томаса Ньюкомена пар давил не непосредственно на поверхность воды, а на поршень в цилиндре. Значительные потери теплоты и большой расход топлива потребовали модернизации конструкции — её осуществил в 1663 году выдающийся шотландский инженер Джеймс Уатт.

В том же году к нему обратился один из профессоров физики университета Глазго с просьбой отремонтировать действующий макет паровой машины Ньюкомена, никогда нормально так и не работавший. Модель была оснащена двухдюймовым цилиндром и имела рабочий ход поршня в шесть дюймов. Уатт заменил металлический цилиндр на деревянный, смазанный льняным маслом и высушенный в печи. Затем, уменьшив количество поднимаемой за один цикл воды в макете, запустил механизм — и тот заработал. Кроме того, Уатт внёс в конструкцию многочисленные изменения.

Первым усовершенствованием, запатентованным Уаттом в 1769 году, была изолированная камера для конденсации, а в 1782 году он изобрёл машину двойного действия. Благодаря этому, а также другим мелким усовершенствованиям удалось повысить производительность паровой машины Ньюкомена в четыре и более раза. Самой машиной стало легче управлять. Паровой двигатель Уатта применяли на заводах и фабриках в качестве привода, что привело к резкому повышению производительности труда в Англии.

В 1785 году Уатт запатентовал новую топку котла, и в том же году машину Уатта установили в Лондоне на одном из пивоваренных заводов для размалывания солода. Машина заменила работу двадцати четырех лошадей. Понимая, что значит для страны это изобретение, правительство Англии засекретило его: вывоз макета, а также чертежей за рубеж строго воспрещался. И не напрасно! Интерес у ближайших соседей англичан — французов к механизму был повышенный.

Ещё в 1782 году талантливые конструкторы и механики братья Перье установили в живописном местечке Шайо первые насосы для водоснабжения Парижа. «Прелюбопытные машины» поднимали воду на сто десять футов над меженным уровнем Сены «простым паром от кипящей воды». С одной стороны, это означало революцию, с другой — двадцать тысяч парижских водоносов могли в любой момент лишиться работы, если таких машин появилось бы в Париже немногим более десятка.

Сначала Абрахам Луи Бреге познакомил Бетанкура со старшим братом Жаком-Константином Перье, а тот, в свою очередь, представил испанца своему младшему брату Опост-Шарлю. Оба были совладельцами механического завода (atelier mecanique) в Шайо и планировали расширить дело, однако нуждались в модернизации насосов. У братьев был патент на использование парового двигателя Ньюкомена, но они хотели заполучить и данные о машине Джеймса Уатта. Они и познакомились с Бетанкуром с той целью, чтобы отправить его в Англию. Братья разумно полагали, что паровой двигатель Уатта англичане в первую очередь скрывают от французов, голландцев и немцев. Испанец же у них вызовет наименьшее подозрение. А кроме того, испанец прекрасно разбирался во всех тонкостях механики и машиностроения и довольно сносно говорил по-английски, что было немаловажно для такого «деликатного путешествия».

Чтобы Бетанкур подтянул свой английский, братья Перье познакомили его с девятнадцатилетней англичанкой Анной Джордейн, жившей в Париже на улице Сент-Оноре, недалеко от квартала, где обитал и Бетанкур. Девушка была рада пообщаться с умным и образованным испанцем, поговорить с ним на родном языке. До отъезда в Лондон Бетанкур почти каждый день встречался с Анной Джордейн Киггер, говорил с ней по-английски и щедро угощал девушку в самых лучших кафе Парижа пирожными и лимонадом.

На Туманный Альбион Бетанкур отправился со своим соотечественником Хосе Луго, прекрасно говорившим по-английски и в случае необходимости всегда готовым помочь.

Ранним утром 11 ноября 1788 года Августин де Бетанкур и Хосе Луго выехали из Парижа в Гавр в дилижансе; кроме них, было ещё шесть пассажиров. Крупный багаж разместили на крыше. Торговые лавки ещё не открылись, и безлюдные улицы Парижа были безмолвны. Ехали по брусчатке, и кованые копыта лошадей гулко стучали в утреннем прохладном воздухе. Дорога казалась вымершей, а дома покинутыми. Попутчики, ещё полностью не проснувшись, дрожа от холода, кутались в пледы. Один из них, кюре, в длинной сутане, даже похрапывал. Пол экипажа был устлан соломой, и в ней тонули ноги. На выбоинах кузов стонал и глухо потрескивал, но возница не сбавлял скорости: кнут его без устали хлопал и хлестко впивался в круп то одной, то другой лошади. В экипаже также ехали две молоденькие монашки, всё время перебиравшие длинные чётки и шептавшие «Pater noster» и «Ave Maria». Луго хотел было пококетничать с ними, но Бетанкур осадил его. В Руане экипаж остановился, чтобы в очередной раз поменять лошадей. На почтовой станции Бетанкур случайно узнал, что в речном порту стоит торговое судно, которое завтра утром уйдёт из города сначала в Дувр, а затем в Лондон. На шхуне есть свободные каюты, и капитан с удовольствием возьмет с собой двух испанских путешественников.

В руанском порту два крепких молодых носильщика, один в кожаном фартуке, другой в соломенной шляпе, серьезно поссорились из-за багажа Бетанкура и принялись лупить друг друга. Хосе Луго попробовал вмешаться, но тут же получил сильный удар в лицо. Увидев собственную кровь, хлеставшую из носа, он чуть было не лишился чувств. Только жандармы смогли разнять дерущихся и отвести их в участок. После этого случая испанцев в порту никто обслуживать не захотел. Наконец какие-то английские матросы, по всей видимости по распоряжению капитана, подхватили их багаж и отнесли его на борт. Вскоре подняли якорь и, поймав в паруса сильный поток холодного северо-западного ветра, взяли курс на Дувр.

Бетанкур, выйдя из каюты на палубу, рассмотрел английских матросов: все они носили огромные бакенбарды, на головах — маленькие матросские шапочки, одежда у всех была свободная, шея открыта, вид их внушал испанцам полное доверие. Казалось, никакой шторм не страшен этим людям, а любое препятствие преодолимо. У капитана было обветренное красное лицо, обрамлённое густыми чёрными бакенбардами, переходящими в усы, — казалось, они растут от уха до уха.

Бетанкур попробовал заговорить с ним, но моряк ответил на таком грубом и отрывистом сленге, что Августин ничего не понял. Но Бетанкур всё же выяснил, что судно возвращалось в Англию с Канарских островов. Эта новость так обрадовала испанцев, что они купили у капитана столько вина, сколько смогли выпить за два дня.