Сирил Паркинсон - Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера

Гостиница «У Джорджа», 5 октября

Любимый мой! Ты жив — и это самое главное в мире! Я здесь вместе с Ричардом, и каждый день в течение последней недели мы вглядывались в даль, ожидая, наконец, увидеть твои паруса. Каждый день после твоего отплытия я проклинала себя за свою дурацкую гордость, из-за которой нам пришлось так надолго расстаться. Это моя вина, что я первая оставила тебя, а потом я вновь провинилась перед тобой. Если бы ты погиб, я должна была бы умереть со стыда от сознания того, как мало я сделала для тебя. Сейчас я надеюсь вымолить у тебя прощение и доказать это моей самой горячей любовью. Я обещаю это и не нарушу своего обещания, так как теперь знаю, когда и в чем мы ошиблись. Когда завтра ты сойдешь на берег, то увидишь нас в Салли-порт и убедишься, что я твоя более чем когда-либо раньше.

С любовью —

Барбара.

Нам позволительно думать, что каждый из них сильно страдал во время этой вынужденной разлуки. Хорнблауэр, похоже, все же научился кое-чему у Мари и вернулся к Барбаре с большим пониманием того, что может ей дать, а также о том, что может получить от нее. Что же касается Барбары, то мы не знаем, как развивался (и развивался ли) ее венский роман. Он мог закончиться всего лишь безобидным флиртом, но мы можем предположить — на основании всего лишь догадок — что ее венгерский барон не удовольствовался одними лишь поцелуями. Возможна она и рассчитывала исключительно на платоническую любовь, но это чувство все-таки как-то не вяжется с известной нам репутацией барона. Мы можем лишь предположить, что она сама научилась от барона большему, чем ее муж — от Мари де Грасай, и что в своей интимной жизни в 1816 году Горацио и Барбара были счастливы гораздо больше, нежели когда-либо раньше. Конечно же, в браке большой леди с мужчиной, гораздо ниже ее по социальному положению, всегда присутствует некоторая напряженность. С этой точки зрения каждый из них (на своем уровне) обрел новый опыт и не имел оснований в чем-либо упрекать другого. С этого момента им предстояло уже практически всегда жить в мире и согласии. Конечно, представляется соблазнительным завершить эту главу знаменитой фразой из старой няниной сказки: «И с тех пор они жили долго и счастливо до конца своих дней». Но это не так — ведь жизнь есть жизнь.

Если наши общие наблюдения могут послужить поводом к обобщению, то стоит заметить, что их брак, как и множество других, состоял из чреды взлетов и падений. Чем эти отношения отличаются от современных нам браков, так это некоторым несоответствием возрастных категорий. Герцогу Веллингтону при Ватерлоо было всего сорок шесть лет, а между тем эта битва знаменовала собой конец его действительной службы. Мужу его сестры Горацио Хорнблауэру в сражении с алжирским деем было сорок лет и, хотя он еще не раз выходил в плавание, ему больше никогда уже не суждено было принять участие в битве. Таким образом, для них обоих завершающий период их карьеры в роли стареющих государственных деятелей был гораздо более длительным, чем пребывание на пенсии в наши дни. Проведя на войне двадцать лет, Хорнблауэр в течение следующих сорока оставался известной в обществе персоной. В течение всего этого периода — гораздо более длительного и менее богатого событиями — Барбара была для него идеальной женой, женщиной, которая с годами сохранила свою красоту и способна была уверенно вести себя в любой обстановке. Судя по ее портретам, она, строго говоря, была в 1848 году даже более красива, чем когда-либо перед 1820-м. Комментируя же тот факт, что «несовместимость характеров» является в некоторых странах, например в Соединенных Штатах, основанием для развода, один из замечательных авторов как-то высказал свое удивление тем фактом, что он видел много счастливых супружеских союзов, но среди них не было ни одного, который можно было назвать браком двух «совместимых» людей.

В этом смысле Горацио и Барбара никогда не имели повода пожаловаться на судьбу. Но несмотря на это, они всегда были искренне преданы друг другу, при чем тем больше, чем старше они становились. Горацио Хорнблауэру часто (хоть и не всегда) везло, но особенно повезло ему в его втором браке.

В мирные годы, последовавшие после битвы в Алжире, Королевский флот мог лишь немногое предложить капитану, который был возведен в пэрское достоинство еще будучи коммодором. Слишком уж много было кандидатов на крайне ограниченное количество вакансий, и Хорнблауэр не мог ожидать дальнейшего продвижения по службе ранее 1820 года, оно зависело от выхода в отставку офицеров, старших его стажем. Имеемые же вакансии, что было вполне логично, замещались флаг-офицерами. Поскольку же список офицеров флота насчитывал в 1816 году не менее семидесяти пяти адмиралов, а также немало капитанов, произведенных в свой чин ранее 1805 года, Хорнблауэр не мог рассчитывать на немедленное назначение на должность. Вследствие этого они с Барбарой выехали в 1817 году в Ирландию, где теперь нашли Драмклифф-Касл вполне пригодным к обитанию. Об их тогдашнем пребывании там мы знаем слишком мало, но все же в письмах Барбары к герцогу Веллингтону упоминается парусная лодка, на которой юный Ричард (которому тогда было шесть лет) получил свои первые уроки морской практики. Есть и другие упоминания — о пони по прозвищу Рядовой и о проекте под загадочным названием «Цитадель». Дальнейшие исследования показывают, что «Цитадель» была миниатюрной земляной крепостцой, спроектированной Горацио, чтобы научить Ричарда базовым принципам фортификации. Сам Горацио изучал эти дисциплины в детские годы (см. стр.25) и поэтому полагал, что образование Ричарда не должно отставать от его собственного. Возможным неожиданным следствием этих занятий стало то, что мальчик, похоже, стал задумываться скорее об армейской, нежели о флотской карьере. Возможно, решающим фактором послужил пони, а еще, должно быть, раннее знакомство с морской болезнью. В любом случае, выбор был вполне разумным, поскольку племянник фельдмаршала (особенно такого фельдмаршала) имел бы несравнимо более широкие перспективы в армии, нежели сын Хорнблауэра — на флоте. Некоторые следы «Цитадели» сохранились в Драмклиффе и до наших дней как память об уроках, которые пошли впрок.

Хорнблауэр уже достаточно долго находился в Ирландии, чтобы доказать свою непохожесть на других, вечно отсутствующих, лендлордов. Кроме того, эта была страна, которую они полюбили всем сердцем и для которой старались сделать все, что могли. Их имение стало миниатюрным образчиком этих намерений, так как их арендаторам было обеспечено хорошее жилье, а обрабатываемые участки защищены, где это было возможно, лесополосами. Горацио так и не приобрел привычки к охоте и был слишком нетерпелив для рыбалки, однако увлекся выращиванием растений, напоминая этим лорда Коллингвуда. А еще его зоркий глаз вовремя замечал каждую сломанную изгородь или засорившийся водосточный желоб. Что же касается самого Драмклифф-Касла, то он не вполне соответствовал своему громкому имени, так как представлял собой всего лишь дом в стиле Регентства, живописно украшенный декоративными бастионами и башенками. Зато его расположение было великолепным, с величественным видом, открывающимся на широкое устье реки и, с противоположной стороны, на громадные атлантические волны, разбивающиеся о скалы. Полюбовавшись бухтой Слиго, Хорнблауэр объездил и другие уголки Ирландии, узнавая все больше о ее людях и их проблемах.