Николай Сченснович - Записки актера и партизана

Немцы долго смотрели на карту, потом молча ушли.

Аня торжествовала.

- Они сказали мне, что им обещали скорую победу. А тут, оказывается, за Сталинградом огромная территория, гораздо больше той, которую немцы прошли. Конца войны не видно.

Я тоже торжествовал.

С фашистами так разговаривать было бы невозможно. Обманутые же гитлеровской пропагандой солдаты теперь долго будут шептаться между собой и, безусловно, расскажут своим друзьям и о карте, и о сводках. Расскажут по секрету, чтобы не попасться самим.

Если бы я не убедился сам, никогда бы не поверил, что немецкие солдаты так плохо знают географию.

Через несколько дней я нашел учебник, вырвал оттуда карту Советского Союза и через Аню передал поварам. Они очень ее благодарили за это.

На Деревообделочной улице в помещении 19-й школы немцы устроили склад бывшего в употреблении обмундирования. Тут находились шинели, гимнастерки, брюки, сапоги, ботинки и разная солдатская мелочь. В этом складе работало несколько гражданских, они чистили и чинили находившиеся здесь вещи, в основном огромные тулупы, подготовленные немцами для своих часовых.

Однажды один из знакомых парней привел к Вацлаву молодого человека, назвавшегося Мишей. Его попросили войти в доверие к рабочим склада. Тот быстро познакомился с ними и сказал, что можно организовать хищение тулупов.

Было это поздней осенью 1942 года. Уже выпал снег, ударили морозы. Рядом со школой стоял дом, в котором жил брат Вацлава - Стась. Его двор отделялся от территории школы забором.

Несколько вечеров Миша наблюдал через щели между досками за часовым, который медленно ходил вокруг здания. План быстро созрел. В заборе Стась оторвал доску, чтобы через образовавшееся отверстие можно было пролезть во двор школы. Работающих в складе Миша попросил откинуть крючки в одном из окон и возле него положить тулупы.

Вечером, как только рабочие ушли из склада, Миша снял сапоги и, дождавшись, когда часовой прошел мимо и скрылся за углом, в одних носках, чтобы не стучать каблуками, пролез в щель забора, перебежал двор, открыл окно, забрался в помещение и опять тихонько закрыл его. Когда часовой обошел здание и появился из-за угла, на дворе было тихо и спокойно. Как только немец опять скрылся за углом, Миша выскочил из окна с тулупом, перебежал через двор, перебросил взятое через забор и опять скрылся в складе, прикрыв за собой окно. Таким образом он довольно быстро перенес более десятка тулупов. Через несколько дней Вацлав сказал мне, что тулупы переправлены в лес.

Таких, как Миша, было много.

Где он сейчас, не знаю. Я несколько раз видел его на Деревообделочной, но после освобождения Минска не встречал.

Немцы зверствовали. Открыто убивали людей и убитых подолгу не разрешали убирать. В людных местах поставили виселицы и повешенных тоже не разрешали по нескольку дней снимать и хоронить. Как правило, на груди казненных висели дощечки с надписью на немецком и русском языках: "Мы партизаны, стреляли в немецких солдат".

Гитлеровцы рассчитывали запугать советских людей, заставить их покориться. Но из этого ничего не получилось. Наоборот, чем жестче становились их зверства, тем крепче были ответные удары патриотов. Скоро из торжествующих завоевателей оккупанты превратились в осажденных, попавших в окружение борющегося народа.

В ГЕТТО

В первые же дни после вступления в город немецкой армии начали открываться офицерские и солдатские столовые, различные предприятия по бытовому обслуживанию оккупантов. Туда набирали рабочих.

В столовые, к примеру, особенно официантками, подбирали, как правило, молодых женщин. Старым отказывали. Набор шел преимущественно так. Какой-либо старший повар останавливал на улице понравившуюся ему девушку, предлагал ей работу и просил привести с собой нескольких подруг. Среди таких девушек часто попадались и еврейки, внешность которых не выдавала их национальности.

Во время бомбежки и пожаров многие жители города потеряли все свое имущество и документы. Поступившим же на работу сразу выдавали удостоверения и пропуска. И они уже могли ходить по городу даже после захода солнца.

Вначале скрыть национальность было легче, но потом, с образованием городской управы, паспортного отдела и биржи труда, на службе остались лишь те евреи, которым удалось получить русские аусвайсы (вид на жительство). Основная же масса евреев попала в гетто.

В своих воспоминаниях я коснусь только основных этапов этой страшной истории, виденной мною лично или записанной со слов очевидцев, живших в гетто и испытавших на себе весь его ужас.

Приказ об образовании гетто был вывешен 20 июля 1941 года. Все евреи, говорилось в нем, должны явиться на регистрацию, захватив с собой кусок материала желтого цвета для отличительного знака, который будет нашит на груди и спине. Объявили названия улиц будущего гетто. Срок переселения туда назначили до 31 июля.

Всего в то время в городе было зарегистрировано около 80 тысяч евреев мужчин и женщин.

Началось переселение.

В приказе о переселении объявили, что на душу населения полагается полтора квадратных метра жилой площади. Потому все переселяющиеся сразу же должны устраиваться на жительство, имея в виду эту норму.

Люди, у которых были знакомые в районе, отведенном под гетто, стремились обеспечить себе место в их квартирах. Другие занимали первый попавшийся пустой дом.

В то время все обменивалось или покупалось за продукты. Поэтому деньги не имели никакой цены. Продуктов же не хватало. Большинство перетаскивало вещи на самодельных двуколках, детских колясочках или на плечах.

С утра до вечера на улице толкались люди с узлами и мешками за спиной. С наступлением сумерек город замирал. Слышался лишь стук шагов немецких патрулей, обутых в сапоги с железными подковами. Только по центральным магистралям беспрерывным потоком мчались военные машины. Шум их моторов отдавался в соседних кварталах.

По мере заселения гетто увеличилась теснота в жилищах. В некоторых квартирах строили двух-и трехэтажные нары, в других, где не было мужчин, люди ютились как придется. Нередко поперек одной кровати спало по шесть человек. Ноги их лежали на приставленных табуретах и стульях. Двое устраивались на столе и один под столом.

Появился юденрат - некое подобие еврейского самоуправления. Его жилищный отдел постепенно стал брать на учет всю жилую площадь гетто. Начались уплотнения, переселения, выселения.

Чем руководствовались гитлеровцы, организуя юденрат, я не знаю. Известно только, что кандидатов в это учреждение привели в немецкую комендатуру для разговора. Там их для порядка сначала избили, а затем объявили, что они избраны в члены юденрата и должны приступить к исполнению своих обязанностей немедленно. После этого их снова отвели в гетто.