Рихард Зонненфельдт - Очевидец Нюрнберга

Важную часть нашей подготовки составляли фильмы ужасов про шанкры и другие жуткие следствия венерических болезней. Прямо с винтовками, рюкзаками и касками нас сгоняли в большую аудиторию, где было темно, как в аду кромешном, когда начиналось венерическое кино с гноящимися пенисами размером с дирижабль. Мы постоянно чувствовали усталость, и нам пришлось научиться такому фокусу: поставить винтовку между ногами, повесить каску на ствол и упереться в нее подбородком, как в подставку, чтобы чуть-чуть вздремнуть. Если такая импровизированная подпорка падала, раздавался жуткий грохот. В зале тут же загорался свет, чтобы поймать нарушителя. Нам приходилось реагировать очень быстро, чтобы не получить в наказание скучную и бессмысленную работу. Наш военный принцип звучал так: никогда не попадаться, и я подцеплял винтовку ремнем, чтобы она не падала, когда я дремал. Мою уловку раскрыли, но я отделался всего лишь эпическим разносом, потому что в уставе такое нарушение было не прописано.

В армейской анкете я указал, что на гражданке был электриком и водил грузовик. Когда нам пришло время ехать на полевые учения, мне велели вести армейский грузовик «шесть на шесть». Мне коротенько рассказали, как управляться с этим чудищем, у которого были приводы на все шесть колес и восемь передач, но я справился очень хорошо. Полевые учения включали в себя марш-бросок на сорок километров с тяжелым рюкзаком за спиной и винтовкой на плече. То, что я был за рулем, спасло меня от марш-броска, но не от суровых полевых условий. Я вырыл окоп, дно которого скоро стало наполняться водой, и в ночной тьме почувствовал, как что-то скользит у меня по ноге. Я догадался, что это змея. Я выскочил из окопа, и сержант-инструктор заорал, чтобы я лез обратно. Я сказал ему, что у меня на ноге змея, и он сделал запрещенное: включил фонарик на секунду, достаточную, чтобы увидеть, как прочь уползает змея. «Зонненфельдт, откуда ты взял эту змею?» – крикнул он. Он не стал наказывать меня за то, что я вылез из окопа, и я навечно ему обязан.

Сверяясь с компасом и приблизительными картами, мы патрулировали флоридские болота, встречаясь с аллигаторами, гремучими змеями и дикими кабанами. Мы стреляли в них холостыми патронами, хотя предполагалось, что мы прячемся от врага. Но «враг» тоже отстреливался от змей и аллигаторов.

Мы взбирались на стены и ползали на брюхе по грязи, стараясь держаться ниже линии трассирующих пулеметных пуль. Мы кололи муляжи немцев штыками, ставили ловушки на воображаемого противника и попадались в ловушки невидимого противника, учились стрелять из гранатометов и базук. Еще мы научились выживать на скудном пайке. Я получил медаль снайпера. Наконец я стал сертифицированным пушечным мясом.

Нам дали неделю отпуска, потом мы вернулись в армию. Вскоре после прибытия в район погрузки в Норфолке я слег с высокой температурой из-за сильной ангины. Тогда еще не было мудреных антибиотиков, и ангина была серьезным заболеванием. Я пролежал в изоляторе две недели, пока мне давали лошадиные дозы сульфамидных препаратов. Потом я получил приказ отправляться в Северную Африку. 4 июня 1944 года, пока я ждал отправки в Северную Африку, пал Рим, а через два дня началась высадка войск в Нормандии. Это были по-настоящему горячие дни. С одной стороны, я боялся, что не успею повоевать, а с другой – испытывал облегчение оттого, что мне, может быть, не придется стать пехотинцем. Я уже не так рвался в рукопашный бой, как три года назад в Англии. Но я был готов выполнить свой долг.

Нас погрузили на новенький с иголочки большой транспортный корабль «Генерал М.К. Мейгс». Он был совсем не похож на переполненный трюм «Дюнеры». Перед выходом в море у нас провели учения по покиданию корабля на шлюпках и всем выдали по спасательному жилету. Я впервые увидел вращающийся радар на мачте. На «Генерале Мейгсе» были стойки с глубинными бомбами и приличная артиллерийская установка на юте.

Через день-два пути под эскортом миноносцев мы остались в Атлантическом океане без провожатых. По слухам, наш корабль был достаточно быстроходен, чтобы обогнать любую подводную лодку, и мы даже не шли зигзагами. Несколько раз в день мы видели след «Либерейторов» на большой высоте, патрульных четырехмоторных бомбардировщиков дальнего радиуса действия. Нам сказали, что они присматривают за нами.

Однажды, во время учебной стрельбы и сброса глубинных бомб у матросов, рядом с моей койкой выскочила заклепка. Внутрь брызнула струя воды толщиной с большой палец. Я быстро свернул пару трусов и заткнул дыру. Я доложил о протечке, после чего пришел матрос с деревянной затычкой в виде конуса, похожей на кукурузный початок, и забил ее в дыру. Я не мог поверить, что он больше ничего не сделает, но потом до меня дошло, что дерево разбухнет и герметично запечатает отверстие.

Когда уже показалось африканское побережье в районе Туниса, корабль вдруг резко изменил курс, так что солдаты покатились по палубе. К счастью, никто не упал за борт благодаря леерам и стойкам. Корабль продолжал разворачиваться, и мы ждали, что нас вот-вот атакует враг. Потом двигатели замолкли. Всего лишь неполадки рулевой машины, сказали нам. Остаток пути мы прошли без происшествий.

Вместо того чтобы идти в Тунис, куда мы и собирались в самом начале, мы направились в Неаполитанский залив, где погрузились на танкодесантный корабль. Нам пришлось взбираться по сеткам для крепления грузов прямо в боевой экипировке, то есть с рюкзаками и винтовками за спиной. Когда я спускался, солдат сверху наступил мне на пальцы левой руки. Пока я пытался заставить его убрать ногу, он наступил мне на правую руку второй ногой. Хорошее прибытие в зону боевых действий!

Нас доставили в «приемку» – так в разговорной речи называли пункт приема пополнений – севернее Неаполя, где мы ждали отправки на фронт. Знойным итальянским летом мы каждый день проделывали по восемь километров до пляжа, чтобы поплавать, там же обедали и возвращались поздно вечером. Мы купались и плавали голышом – солдатское обмундирование не предусматривало плавки.

Итальянские дети и девушки повзрослее приходили на нас посмотреть и комментировали нашу внешность. Еще они продавали апельсины, виноград, оливки, а когда могли, и крестьянское вино. Мы всегда приглашали их попировать вместе с нами, но наши офицеры не давали нам сойтись. Как-то раз, когда человек сто из наших сидели голышом на пляже, вдруг появились два немецких истребителя и открыли огонь. Почему ты чувствуешь себя таким уязвимым, когда ты голый? Даже если знаешь, что рубашки, белье и брюки не остановят пули? Все сразу же инстинктивно бросились в воду и сидели там, выныривая только ради того, чтобы глотнуть воздуха. Чудесным образом никого не ранило.