Альберт Шпеер - Шпандау: Тайный дневник

12 августа 1956 года. Сегодня днем окна во всех камерах затянули москитной сеткой. Я впервые могу читать у открытого окна до десяти часов вечера, слушая, как комары тщетно жужжат с другой стороны сетки.

13 августа 1956 года. Со вчерашнего дня Функ лежит в британской больнице. По всей видимости, охранники пытаются сохранить его перевод в секрете от нас. Летхэм поджимает губы, когда я показываю на пустую камеру. Но Боков, простая душа, с невинным видом говорит:

— Шестого отвезли в больницу.

16 августа 1956 года. Этим утром пришел Ренар и равнодушно объявил: «Le numero trios est mert» («Номер три умер»). Мы оцепенели. После его освобождения мы стали еще больше уважать старого аристократа, особенно в эти последние месяцы. Он был единственным, кто ни разу не потерял самообладания. Самый старший и самый больной из нас — и, вероятно, наименее виновный, — он установил планку мужественности, в этот период нашей жизни, полный жестоких разочарований и унижений, он сохранял присутствие духа и с достоинством переносил выпавшие на его долю испытания. Я надеялся, что еще когда-нибудь увижу его.

Мне сложно оценить роль Нейрата во внешней политике Германии. Но среди множества скользких типов, многочисленных продажных кондотьеров, толпившихся при дворе Гитлера, он, безусловно, казался человеком из другого мира. Абсолютно не понимаю, как он мог опуститься до сотрудничества с ними. Вот в чем была его вина — он презирал придворную клику Гитлера и никогда не делал из этого секрета. Он принадлежал миру монархии; как представитель консерваторов, он расплачивался за игру, которую они вели с Гитлером.

23 августа 1956 года. Вечером увидел во «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» фотографию Карса, горного города в Турции, который я прошел несколько месяцев назад по пути к персидской границе. Я сделал набросок Карской крепости. Напротив раскинулся воображаемый луг, на котором под тремя взъерошенными елями стоит моя палатка. Вдалеке виднеются поросшие бурной растительностью горы. Перед палаткой двое мужчин сидят у костра. Моим постоянным спутником стал охранник? Сочетание Анатолии и южно-германского Альгоя на моем рисунке вызывает у меня улыбку.

24 августа 1956 года. Единственная реакция Шираха на фотографию похорон Нейрата в «Ди Вельте»:

— Видели костюм Папена? Садит идеально, должно быть, у него первоклассный портной. Наверное, шил у Книце в Вене.

26 августа 1956 года. Хорошие новости о Функе. Британский директор сказал, что Функу сделали операцию и он быстро идет на поправку. Через пару недель он снова будет «в порядке». То есть вернется в камеру.

28 августа 1956 года. Я все-таки взялся за «Историю окна». В этой работе, ради которой я проштудировал десятки книг и сделал множество заметок за прошедшие годы, я хочу исследовать влияние окна на формирование стиля в разные эпохи с учетом разных климатических условий, методов строительства и эстетических понятий. Первым делом я рассчитываю отношение поверхности окна к площади во дворцах эпохи Возрождения. Тема окон также оживила мою страсть к коллекционированию. В каждой книге по истории я ищу изображения старинных окон.

30 августа 1956 года. Дёниц проснулся среди ночи от приступа головокружения. Его рвало.

— Я видел подобные вещи. У заключенных с длительным тюремным сроком часто бывают нарушения кровообращения перед выходом на свободу, — заметил профессиональный охранник Пембертон.

Днем коротал время, делая карандашные наброски. В них отражается моя любовь к маленьким городкам Южной Германии. Так я создаю свой воображаемый мир. Ощущение свободы.

2 сентября 1956 года. За два часа до свидания с Маргарет и Эрнстом мне тайком передали новый обвинительный акт. Мое дело рассматривал Берлинский трибунал по денацификации. Но сейчас мои нервы более или менее пришли в порядок; доказательством этому служит тот факт, что свидание протекало относительно гладко. Эрнст хочет быть географом; я рассказывал о своем кругосветном путешествии. Перед их уходом я предложил посмотреть смену шотландской охраны — в килтах, с кисточками и всем традиционным антуражем.

— Нет, я не хочу этого видеть, — решительно заявил он.

Потом Фомин сказал:

— Еще минута.

Мальчик тотчас замолчал. Мы в тишине сидели напротив друг друга. Потом попрощались.

4 сентября 1956 года. Паук сплел паутину между двумя деревьями. Несколько дней назад Ширах целое утро искал еще одного паука, чтобы посадить в паутину. Он рассчитывал на жестокую схватку, но когда наконец нашел паука, то не смог взять его в руки. Паука посадил в паутину Лонг, но чужой паук оказался миролюбивым созданием и кратчайшим путем выбрался на свободу. Тогда Ширах и Пембертон стали бросать в паутину мотыльков и кузнечиков, а потом наблюдали, как паук завораживает свои жертвы и несколькими ловкими приемами запутывает в паутине, с тех пор кормление паука превратилось для Шираха в манию. Здесь все доводится до крайностей. И речь не только о заключенных. Сегодня американский, французский и русский охранники вместе с Ширахом ползали на коленях в траве и ловили кузнечика.

— В последнее время у каждого появился свой пунктик, — заметил Дёниц. — Шираху необходимо целый день говорить или петь, а теперь он еще и пауков ловит, а вы подергиваете губой, когда гуляете.

Думаю, так и есть.

7 сентября 1956 года. Сегодня днем, собираясь выйти во двор, мы долго ждали Гесса. Когда он наконец пришел Дёниц заметил:

— Если бы я получал одну марку за каждые пятнадцать минут, которые мне, герр Гесс, приходилось вас ждать последние одиннадцать лет, я бы стал богатым человеком.

Гесс мгновенно парировал:

— А если бы я получал всего один пфенниг за каждое глупое слово, которое вы мне говорили в течение этих одиннадцати лет, я стал бы гораздо богаче вас.

В последнее время Дёниц демонстрирует свое недовольство привилегированным отношением к Гессу, называя его «герр барон». Недавно он взял обыкновение стоять шагах в десяти от Гесса и подолгу смотреть на него в упор. Иногда я встаю рядом с Гессом и смотрю в ответ, что заставляет его прекратить это хамство.

14 сентября 1956 года. Я работал в саду, и британский директор, проходя мимо в сопровождении своего заместителя Летхэма, задал мне свой ритуальный вопрос: «Все в порядке?» И только перед уходом он между делом достал из кармана два листа бумаги: «Это вам». Документы, связанные с началом судопроизводства по делу о моем имении. Письмо датировано 18 августа, значит, оно целых двадцать семь дней шло из места, расположенного всего в нескольких километрах.

— Черепаха-пенсионерка могла бы позавидовать, — сухо заметил Харди.